Вера Петрук - Чужая война
Снаружи усилился ветер, а в последний месяц ветер поднимался всякий раз, когда в его жизни происходила очередная неприятность. Купол шатра гудел под напором воздуха, искажая звуки. Гремели музыканты, кричали зрители, суетились слуги, устанавливающие на сцене декорации для следующего номера. Стрела, игла или дротик пролетят незаметно. Например, под грохот фейерверка.
Сейфуллах тоже волновался, но совсем по другой причине. Когда их объявили, публика замерла, но потом грянула таким взрывом смеха, что халруджи почувствовал, как под куполом зашевелились веревки и крепления. Конечно, то был ветер, но сила тысяч орущих глоток ощущалась почти физически. Впрочем, Аджухам держался хорошо. Регарди даже позавидовал его выдержке.
Не моргнув и глазом, молодой купец отодвинул ведущего в сторону, и громко объявил:
— Дамы и господа! Да благословит вас Омар и наполнит ваши дома богатством и удачей. Перед вами слепой, который не танцует, как марионетка, и не прыгает, как пьяный нарзид. Встречайте — Видящий Во Тьме!
«Вот же, гаденыш», — подумал про себя Арлинг. Использовать легенду о Видящих было смело даже для Сейфуллаха.
Тем временем, миллионы глаз блуждали по сцене, скользили по их фигурам, перескакивали на снаряжение для следующего номера, щурились в свете зеркальных факелов и снова возвращались к ним — равнодушные и пресыщенные зрелищем. Ветер рвал стяги цирка и хлопал веревками по тугим бокам купола. Девочка в первом ряду грызла семечки, сплевывая шелуху себе под ноги. У ведущего заурчало в животе. В Аджухама врезалась муха и с размаху шлепнулась на арену, запутавшись в опилках. Сердито зажужжав, насекомое принялось барахтаться, пытаясь освободиться, но Сейфуллах сделал шаг в сторону, закончив ее мучения. Крошечная оболочка мухи лопнула с противным звоном, который заполнил весь цирк.
«Перестань! — велел себе Регарди, — ты слушаешь не те звуки!»
Но ведущий чесал живот, стараясь делать это незаметно, а муха дергала одной лапой в предсмертной конвульсии. Оцепенение прошло, чувство опасности осталось.
— Давай быстрее! — крикнул кто-то Сейфуллаху, который продолжал восхвалять достоинства Арлинга. — Что твой урод может делать?
— А теперь перейдем к самому удивительному за весь вечер, — не растерялся Аджухам и подтолкнул Регарди вперед. — Следите за его пальцами и поражайтесь. Я возьму ваш платок, любезный? — Аджухам сорвал с шеи ведущего тряпку и сунул ее халруджи. — Вот! Мы с вами прекрасно видим, какого она цвета. Но он незрячий! И, тем не менее, смотрите, что он делает! Это просто поразительно! Все молчат, никто не подсказывает! Он ее трогает, внимательно ощупывает пальцами, нюхает… Итак, Видящий, ты готов сказать нам, что это за цвет?
— Желтый, — прохрипел Арлинг, чувствуя, как по вискам скатываются капли пота. Зеркальные факелы светили жарче солнца. На него смотрели тысячи пар глаз, но он готов был поклясться, что как минимум одна из них глядела пристальней остальных. Была ли это Хамна-Акация, или снова начинались галлюцинации от татуировки Мертвого Басхи, он не знал, но предпочел бы исчезнуть со сцены, как можно скорее.
— Не правда, это оранжевый! — крикнули из зала.
— Бежевый!
— Персиковый!
Теперь почти каждый зритель выкрикивал свой цвет, а ведущий пытался вырвать платок у Сейфуллаха, который вцепился в него и сердито махал руками на взбесившийся зал.
— Да замолчите вы! — то ли Аджухам очень постарался, то ли публика выдохлась и притихла, но его слова разнеслись по всему цирку, заглушив даже свист ветра на улице.
— Персиковый, банановый или цвета охры! — сердито крикнул он. — Какая, к черту, разница? Видящий назвал правильный цвет, и это главное! Кто не верит, пусть выйдет сюда и наденет его повязку. Посмотрю я, как вы станете пальцами определять цвет вот этих лент. Да их здесь десятки оттенков! Эй, девочка в первом ряду. Да, ты. Иди-ка сюда. Выбери любую ленту, но не называй ее цвет. Вот эта тебе нравится? Отлично, а теперь подай ее дяде с повязкой на глазах. Так, Видящий, какой цвет у этой ленты?
Арлинг осторожно взял атласную полоску ткани, стараясь уловить направление взгляда из зала. Теперь он чувствовал его еще отчетливее. Опасность в нем не чувствовалась, но это не означало, что она не появится в будущем.
— Синий, — сказал он, но, спохватившись, поправился. — То есть, черный. Да, черный.
— Ты можешь не мямлить, а говорить так, чтобы тебя слышал не только я? — прошипел Аджухам ему на ухо, и тут же заорал:
— Это черный! Видящий снова угадал! Поразительно! Я подобного нигде не видел! Давайте, кидайте ваши платки, перчатки, пояса, все, что хотите. Его пальцы видят лучше, чем наши глаза! А сейчас, приготовьтесь, будет самое удивительное. Видящий может читать! Да-да, вы не ослышались. Незрячий будет читать вслепую! Эй там, в первом ряду, есть у вас письма или книги? Я, конечно, могу достать свои, но вы ведь мне не поверите, верно? А во втором ряду? Давайте, не робейте!
— Держи! — крикнул кто-то слева, но еще до того, как раздались слова, в воздухе послышался свист, и Арлинг едва успел пригнуть голову Сейфуллаха, чтобы в нее не врезался помидор. А за ним последовали другие овощи не первой свежести. Очевидно, зрители давно ждали этого момента. Предыдущие выступления такой возможности не давали.
Хохот, топот, свист и тухлые овощи — хуже их номер закончиться не мог. Впрочем, Арлинга волновало только то, как бы вместе с морковью или брюквой к Сейфуллаху не прилетела стрела или дротик от Акации. Несмотря на поднявшийся шум, взгляд из зала оставался невозмутимым. Возможно, кто-то из купцов в зале узнал сына главы Купеческой Гильдии Балидета и теперь таращился на него, не веря своим глазам, но версия была слабой, и Регарди от нее отказался. Во взгляде чувствовался интерес иного рода.
Судейский балкон вмешался не сразу. Когда поднялся главный судья, на Сейфуллахе уже было полно пятен от попавших в него овощей, потому что Арлинг прислушивался к летящим стрелам, а то, что, на его взгляд, было безобидно, пропускал.
— Мы присуждаем половину балла, — торжественно провозгласил судья под всеобщее улюлюканье. — Это были Слепой, то есть, простите, Видящий, и его друг.
Итак, они все-таки выделились из общей толпы уродов. Им досталась самая низкая оценка за вечер. То, на что халруджи потратил несколько лет, и что на практике было куда труднее, чем сломать человеку шею, было оценено в полбалла. Умение читать и определять цвет вслепую зрячим было неинтересно.
— Это несправедливо! — Сейфуллах хватал воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, но юркий ведущий ловко отодвинул его плечом, вытеснив со сцены.
