Настя Левковская - Прятки без правил
Волосы. Все же вернемся к ним.
Вздохнула и, взяв в руки одну огненную прядь, провела по ней гребнем. Затем подобрала еще две… Мне так нравилось это ощущение — гладкие волосы скользят между пальцами чистым шелком, заставляя ладони покалывать от нестерпимого желания просто зарыться в это великолепие. Но хватит с меня подвигов! Так что я была паинькой, и медленно, аккуратно расчесывала солнечные пряди…
Внезапно Сфинкс напрягся, а потом запрокинул голову и протяжно застонал. И я так и замерла с приподнятой рукой. Э-э-э! Я предполагала, конечно, что он будет тащиться, но что вот так!.. Вот где гарантия, что я его не заведу до предела? И быть мне отлюбленной в разнообразных позах прямо на этом пледе. Поймала себя на мысли, что совершенно не против. Стоп! В приличное русло думы свернула-ка, озабоченная ты моя! Тебе нельзя, помнишь?! Иначе после ночи любви, а вернее — секса, будет тебя ждать 'приятное' свидание с экзотическим зверинцем.
— Что же ты замерла, Али-и-иса, — хрипло выдохнул Сфинкс и уставился на меня совершенно безумными глазами. — Продолжай…
Рвано выдохнула, но все же опять принялась осторожно расчесывать огненную шевелюру. Вот только… теперь этот зеленоглазый безумец смотрел на меня. Пристально, оценивающе, будто видел впервые. И мне это не нравилось, категорически.
Вдруг черты его лица смягчились и, бледно улыбнувшись, мой самый соблазнительный сон негромко заговорил:
Чого являєшся мені
У сні?
Чого звертаєш ти до мене
Чудові очі ті ясні,
Сумні,
Немов криниці дно студене?
Чому уста твої німі?
Який докір, яке страждання,
Яке несповнене бажання
На них, мов зарево червоне,
Займається і знову тоне
У тьмі?
Зачем приходишь ты ко мне
Во сне?
Зачем печален свет очей
Твоих прекрасных
Ясных
Очей студёных, как ручей?
О чём молчишь и почему?
Какой укор и стон страданья,
Какое тщетное желанье
В губах, как зарево зарницы
Рождается, чтоб снова скрыться
Во тьму?
Сначала я замерла, не в силах поверить своим ушам. Да и кто бы поверил! Что загадочный и могущественный Сфинкс будет печально декламировать мне один из самых грустных стихов Каменяра (одно из прозвищ Ивана Франко)…
Я настолько глубоко ушла в свои мысли, что слишком резко провела гребнем, и рыжий зашипел:
— Полегче! Все волосы мне выдерешь!
Резкие слова заставили встрепенуться, а потом я внимательно посмотрела на сосредоточенное лицо мужчины:
— Откуда ты знаешь этот стих?
Мне казалось, он молчал целую вечность. А потом, явно нехотя, процедил:
— Пока собирал о тебе сведения, немного ознакомился с поэзией вашей страны.
— Да, но это все равно не объясняет, почему ты выбрал именно этот! — горячо воскликнула я.
Взгляд Сфинкса стал злым и колючим.
— Потому что красивый, а я люблю все красивое.
На языке вертелась фраза о том, что в украинской литературе имеется множество красивых стихов, но почему-то же он выбрал именно 'Чого являєшся мені у сні?' Но я посмотрела на застывшее лицо мужчины, и прикусила своевольную часть тела. Потому что, чую, выльется мне это… Во что-нибудь нехорошее.
Неожиданно Сфинкс резко поднялся.
— Да и вообще я узнал много интересного, — казалось, от этого ледяного тона вокруг падает температура и начинают съеживаться цветы. — Например, меня очень позабавило то, как кичится твой отец вымышленным родством с Богуном.
Я растерянно моргнула. А это-то тут причем?
— Хотя на самом деле, — его губы исказила презрительная усмешка, — одна из твоих пра-пра-и так далее-бабок всего лишь подливала ему водку в корчме. Ну, и после позволила себя на сеновале зажать. Или соврала — кто ж ее знает?
Злые слова выбили из меня весь дух. Я даже вдохнуть была не в силах! Только с отчаянием смотрела на застывшее маской лицо моего мучителя, и одного не могла понять — за что?! Что я такого ему сделала?! Раз он так со мной…
Горло сдавило, и я поняла — разревусь. Просто не смогу по-другому!
Но до того, как первые слезы смочили мои ресницы, Сфинкс раздраженно выдохнул и, не говоря ни слова, исчез. А я осталась одна. В дурацком купальнике, с гребнем в безвольной руке и догорающими шашлыками неподалеку.
***Следующие три дня прошли как в тумане. Я не могу сказать, что была сильно расстроена тем, как унизил меня Сфинкс. Да, было неприятно, но… Казалось, меня попросту выключили. И я все делала механически. Просыпалась, готовила себе еды на целый день, а потом, прихватив ее, уходила в солнечный мир и до позднего вечера сидела на берегу озера. Думала ли я о чем-нибудь? Нет… Просто… существовала. Раньше я не понимала смысл этого слова, и поди ж ты. Жизнь не преминула ткнуть носом. Получите, распишитесь…
Честно говоря, потом я так и не смогла понять, с чего меня так приложило. В самом деле, мало ли за своих двадцать два года я выслушивала оскорблений? Да и к тому же, конкретно это задевало не столько меня лично, сколько мой род. Единственное объяснение, которое я для себя нашла, а потом в него и поверила — что сказалось нервное напряжение последних недель. Все же у любого человека есть свой запас прочности, а я себя никогда железной леди не считала.
На четвертый день я проснулась от того, что кто-то — и кто бы это мог быть, не так ли? — осторожно гладил меня по голове. По глупой детской привычке прикинулась спящей — постаралась дышать ровно и тихо. Не думаю, что могла этим обмануть Сфинкса, но вот… Не хотелось мне его видеть. И слышать тоже…
— Прости меня, Алиса… — мурашками вдоль позвоночника прокатился печальный голос. — Прости…
После чего мужчина сомкнул руки на моей талии, притянул к себе и, зарывшись лицом в мои волосы, затих.
Честно говоря, я ожидала, что он начнет приставать. Ну, хотя бы поцелует. Но — ничего этого не было. Сфинкс тихо дышал мне в макушку и даже не думал давать волю рукам.
Эй, он что, спит?!
Попыталась отстраниться, но рыжий только пробормотал что-то и стиснул крепче руки. А потом еще ногу на бедро закинул, видимо, для верности. Делать нечего, пришлось лежать смирно. Был, конечно, вариант его треснуть… Но где гарантия, что у зеленоглазого безумца не сработают какие-то рефлексы, и он не пришибет меня еще до того, как проснется?
Можно было поспать, тем более что в объятиях Сфинкса оказалось на диво уютно, но сон как-то не спешил принимать меня обратно в свои туманные сети. Так что я лежала, прислушиваясь к неровному дыханию за плечом и думала, думала, думала… Для начала с удивлением осознала, что от моего заторможенного состояния не осталось и следа! Будто от тихих печальных слов мужчины мне стало легче. А потом я наконец-то задумалась над своей реакцией на стража перекрестка. Какая-то она ненормальная, честно говоря. Разве это правильно — плыть только от одного запаха солнца и ветра? Постоянно забывать об опасности, которая от него исходит? У меня что, классический Стокгольмский синдром?! Или все же есть какое-то адекватное объяснение?
