Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав
Фрэнк прозрачно намекает на то, что для всех тут – и для меня в первую очередь – он – мой телохранитель. Телохранителям же положено заниматься охраной тела господина, а не беседовать с ним и правителем по душам, распивая хмельное. И уж тем более не пристало телохранителям владыкам своим советы давать, особенно телохранителям нездешним. Они, нездешние, ничегошеньки в наших делах не разумеют, и слава Четырем! Вот примерно всё это, да и еще много чего читается в глазах моего верного телохранителя. Веселый он парень, Фрэнк! Ай, веселый!
– Как знать, друг мой, как знать… – потягивается отец громко хрустнув суставами и нелестно отозвавшись о неудобном троне, будь он неладен.
Спасибо хоть, что не заводит свою любимую песню о том, что старый он и немощный, кости его ноют, мышцы сохнут и любимая жена не радует – помирать, видно, пора. Знаю я этого немощного: как обнимет – ребра внутрь прогибаются…
– Мне вот кажется, что именно за ней он и пришел. За его головой и за столькими головами моих людей, насколько жадности хватит.
– Ты намекаешь на заварушку?
– Заварушку? Сдается мне, Фрэнк, ты не осознаешь всех масштабов происходящего. То, что ты с таким презрением именуешь «заварушкой», очень скоро может вылиться в одну из самых кровопролитных войн в Пределе.
Фрэнк насмешливо изогнул бровь:
– И наша задача – предотвратить ее?
– А вот и не угадал. Точнее, не совсем угадал. Конечно, если никакой войны не будет, то я не слишком расстроюсь, но избежать этого можно только одним способом. Угадай, каким?
– Убить Илбрека Мак-Аррайда, разумеется.
– И снова не угадал. Пока не заварилась вся эта каша – скажем, пару лун назад, – это и впрямь решило бы все наши проблемы. Но даже Мудрый не в силах вернуться во вчерашний день. Нет, этот путь нам никак не подходит, и знаешь почему?
Фрэнк мотает головой. Я-то уже давно догадался, куда клонит отец, поэтому подталкиваю своего телохранителя на верный путь:
– Как ты считаешь, кому из всех жителей Западного Предела больше всего нужна голова хозяина Дун Фэбар?
– Королю, то есть Ард-Ри.
– Верно. Теперь смотри, что получается. Если ты, или я, или любой человек, скажем, завтра убьет Илбрека, то на кого падет подозрение в организации этого убийства?
– Ну, если я правильно понимаю здешнюю ситуацию этого вашего Горного Орла врагов хватает… Но сдается мне, многие скажут, что кинжал убийцы откован в Ардкерре. И всё равно я ничегошеньки не понимаю.
– Разве? А ведь это так просто, – вновь перехватывает инициативу отец. – Впрочем, ты же у нас чужак… Илбрек – властелин северных земель Предела, Владыка Гор. Его люди – Мак-Иннесы, Мак-Морны и, разумеется, Мак-Аррайды – гордые и вспыльчивые люди, дети суровой земли, от которой нет смысла ждать милостей. Они, конечно, пашут и сеют, разводят скот и занимаются ремеслами, особенно кузнечным и ювелирным делом, но больше всего любят воевать и умеют это делать. И – это главное – они отличаются исключительной преданностью. Пока жив Илбрек, для нас всегда остается надежда закончить дело миром или хотя бы малой кровью. А мертвый он тут же становится боевым знаменем, ведущим северян вперед к отмщению. Кроме того, знамя это тут же подхватит его сын, о чьих подвигах уже распевают барды по всему Пределу.
Фрэнк открывает окно, бесцеремонно выплескивает в него содержимое своего кубка и вновь наполняет, но уже пивом. Не любит он сладкое – что в питье, что в речах.
– Но, если я правильно понял, ни Илбрек, ни Коранн не склонны к миру. Напротив, оба так и мечтают вцепиться противнику в горло.
– Точно. При этом на стороне Ард-Ри – все верные ему люди, и прежде всего – Ронан Нехт, а за Мак-Аррайдом – все недовольные властью Луатлава, а таких достаточно при любом, даже самом лучшем, правителе. А еще те, кто надеется под шумок драки между господами решить свои проблемы. Наконец, есть еще нейтральные, например, Властелин Лесов и его Лишенные Благодати, которые могут остаться в стороне, а могут и встать под знаменами того, кто пообещает больше.
– И есть еще вы.
– Точно. И мы. А нам, как ты понимаешь, есть что терять. И приобретать тоже есть чего.
Фрэнк задумчиво мотает ногой и выжидающе смотрит на меня:
– Ну, выкладывай. Как можно предотвратить эту войну? Прикончить обоих?
Мы смеемся. Долго и со вкусом. Недовольство и даже некоторая свирепость столь отчетливо читаются на лице воина, что даже я едва не верю. Другой глянет со стороны – ужаснется. Вот как достанет сейчас Фрэнк меч, как превратится из телохранителя в телохранителя… Жуть!
– Очень просто. Если руку к разрешению распри приложит небезызвестный тебе Лаурик Искусный.
Улыбающийся во весь рот Фрэнк (и куда это свирепость подевалась?) при моих последних словах мигом серьезнеет.
Так оно всегда и случается. Он каким-то шестым чувством понимает, что веселье закончилось, и теперь разговор пойдет самый что ни на есть серьезный. Но сейчас даже не в этом было дело. Просто я произнес то имя.
Лаурик Искусный.
Мудрый, способный перемещаться по Пределам. И перемещать других.
Мы немного молчим, думая каждый о своем. Мои мысли, если быть честным, отличаются редкостной паскудностью. В голове звучит противный голосок (искренне надеюсь, что это не пресловутое «второе я»), сообщивший, что «верный и преданный Фрэнк сдаст меня с потрохами любому, кто пообещает доставить его домой. Меня и кого хочешь. По рукам-ногам перевяжет, рот заткнет – и сдаст. На вес, как купец поросенка…»
«А я? – тут же отвечаю ему я. – Я сам? Если так же сидел бы в каком-нибудь Северном Пределе, где солнце – не солнце, трава – не трава, без друзей и врагов? Без цели…»
«Глас мудрости» начинает возмущенно нудеть что-то по доводу того, что «каждый о себе заботится, так уж заведено», но я решительно задвигаю его в самые дальние уголки со знания и возобновляю беседу:
– Ты не ослышался. Лаурик, и только Лаурик, способен пусть не одним словом, но примирить. Рассудить. Разобраться. И поверь мне, его послушают оба.
– Послушают? Даже если прольется кровь?
– Да. А кровь-то уже пролилась. Сдается мне, что Ард-Ри сейчас будет склонить к миру куда труднее, чем Илбрека. Ты вот не знаешь, а Луатлав с отцом того юноши, который передо мной два часа распинался, рос вместе, кровь смешивал, столько вместе пережил… И всё же послушают оба. Хотя бы потому, что тот, кто дерзает противиться воле Мудрого…
– …тот противится воле Четырех, – заканчивает за отца Фрэнк. – И с ним не церемонятся.
Вот! А меня еще будут спрашивать, зачем я с ним советуюсь! Затем. Как сказали бы сладкоголосые барды: «голова у мужа сего – волшебному котлу подобна». Не в смысле пустая, а в смысле обширна и мыслями мудрыми до краев наполнена. Вот мы, правители скудоумные, из того котла и черпаем, не стесняясь, по мере нужд.
Поэтому и живем долго.
– Но ты же сам слышал, отец: Лаурик встал на сторону Сильвеста. Сомневаюсь, что Илбрек этого до сих пор не знает. И всё равно не спешит склонить покорно голову, надавать Ард-Ри новых клятв, взамен нарушенных, блудную женушку мужу возвратить…
– Вот именно, Трен! Меня эти мысли тревожили еще с прошлой недели. Как бы это объяснить… Вот, к примеру, помните, как Фрэнк на днях рассказывал нам о системе смены власти у них, там?
Мы оба киваем, причем мой телохранитель весьма умело скрывает за этим коротким движением резко обозначившиеся на скулах желваки. Я вновь делаю вид, что ничего не заметил.
– Так вот, – продолжает отец, – скажи мне, о воин: что будет, если Совет утвердит один из Домов, а другой возьмет и откажется подчиниться? Или даже за оружие возьмется?
– Нетрудно сказать: ничего не будет, – с сарказмом произносит Фрэнк, воспользовавшись нашим любимым выражением. – Твой пример никуда не годится, о повелитель. Я бы даже сказал: глупее не придумать!
Угу, вот он – мой верный слуга. Тактичный – аж оторопь берет… Слава Четырем, что отец к его длинному языку привык.
– Так и у нас похожая ситуация, друг мой. Плохой ли государь Коранн Мак-Сильвест, хороший ли – мало кого это волнует. Даже то, что он – прямой потомок крови Сильвеста Кеда, величайшего из великих, значит не так уж много. Главное, что он – Ард-Ри, законный Ард-Ри в своем праве, понимаешь? Его выбрали величайшие мужи Предела, он женат на дочери предыдущего Ард-Ри, осенен частью Силы от Силы Тех, Кто всё видит и всё знает. Говорить больше не о чем. И поступок Илбрека Мак-Аррайда – хуже, чем просто неповиновение. Это святотатство!
