Ирина Якимова - Ex ungue leonem: по когтю льва
На втором и третьем этажах расположились неприглашённые. Какими тайными путями они туда поднялись, рискуя жизнью, осталось неизвестным. Самые смелые сидели на краю пропасти обрушившегося пола верхних этажей, свесив ноги в провал. Они перешучивались и галдели — стая птиц.
Сейчас ораторствовал новичок из Метора — бойкий и неплохо образованный. Текст лился без пауз, и внимание толпы подогревалось. Солен и Винсент ожидали своей очереди в бывшем холле Академии.
— Я ведь здесь училась, — печально сказала Солен. Она погладила чёрную колонну холла, не боясь запачкаться.
— Я тоже здесь учился.
— Почему же мы не встречались? — безучастно и звонко.
— Потому что я учился лет за пятнадцать до тебя.
Солен глянула на него так же равнодушно и отвернулась:
— Верно. Я всё время забываю, что ты был carere morte…
— Что за апатия, ваша светлость? Охотница мотнула головой:
— Не апатия. Я раздумываю, как начать. Впрочем, эта публика невзыскательна, как мне кажется.
— Смею заметить, таким отношением вы их не завоюете, ваша светлость.
Солен вновь взглянула на него, теперь ясно:
— Так научи меня!
— Во-первых, эта публика весьма взыскательна. И ещё — она пристрастна. Особенно, к старой кардинской знати. Убедить их принять твоего брата на троне Карды будет непросто. Это дело месяцев, лет.
— Почему?
— Сейчас они окрылены успехами и мнят себя абсолютно свободными. Зачем им новый Властитель? Убить Асседи — дальше они не смотрят. «Гроздья» начнут смотреть вдаль, когда их дела перестанут идти гладко. Возможно, однажды они даже бросятся за помощью и защитой к твоему брату. Но ещё не сегодня.
— Зачем тогда я здесь? Для чего я сегодня?
— Это первое знакомство, Солен.
Брови герцогини были сведены, а подбородок как всегда задран высоко. Гордячка! И Винсент решил её немного подразнить:
— Волнуешься, что тебя не примут? Могу посоветовать…
— Что?
— Войдём в зал вместе, и — держи меня за руку, — Солен слушала внимательно, и он нарочно сделал паузу.
— Ну?! — она нетерпеливо постукивала туфелькой.
— Держи не как друг, не как коллега, — Винсент предусмотрительно отступил, чтобы не получить очередную оплеуху. — Как возлюбленная! И лучше всего нам к тому же поцеловаться на виду у всех.
— Ты опять?!
Подбородок вздёрнулся ещё выше, но щёки девушки заалели румянцем.
— Я говорю серьёзно! Подумай, Солен. Этим людям в зале неприятно будет видеть одного из своих лидеров лебезящим перед важной дамой. Если мы войдём в зал порознь, если я распахну перед тобой двери как лакей, они не примут тебя, упрекнут за гонор. Достанется и мне. Но если великолепная Герцогиня, воплощённая мечта многих и многих войдёт в зал рука об руку с одним из них… Они полюбят тебя — безрассудно и горячо, как любят свою войну. Ты будешь для них не ненавистной хозяйкой жизни, а подругой, возлюбленной…
— Я поняла. Что ж, хорошо. Но, я думаю, целоваться не обязательно! — фыркнула Солен. — Кстати, нас уже зовут.
Действительно, меторский новичок покинул центр зала, слился с толпой. Солен прерывисто вздохнула. Герцогиня волновалась.
— Не волнуйся. Думаю, никто лучше Реддо не расскажет о семье Асседи так, как это желают слышать «Гроздья».
— Надеюсь, ты меня хорошо представишь? — надменно сказала уже успокоившаяся Солен.
Рука об руку они вышли к собравшимся. Ладонь Солен была холодна и тверда — камень. Винсент уже отчаялся, что девушка сыграет любовь, как надо, но в миг, когда пора было расцепить руки, Солен чуть задержала свою изящную кисть в его и послала революционеру такой взгляд, что в первом ряду зашушукались. Несомненно, их посчитали парой. Раздались аплодисменты, сначала неуверенные, потом как шквал захватившие весь зал. Солен встретила радость безликой толпы поистине королевской улыбкой.
— Перед вами герцогиня Кардинская, Солен Реддо, — объявил Винсент. — Я сегодня слушатель, подобно вам всем. Говорить будет она.
Огромный зверь с сотнями глаз таился во тьме. Сильный и обманчиво послушный. Прирученный, но не ручной. И Винсент, и Солен чувствовали опасность, исходящую от безликой толпы. Как это они не заметили, что зверь-толпа вырос? Он рвётся с цепи, он почти порвал рабский ошейник.
Солен взяла долгую паузу: Винсент полагал, чтобы унять дрожь голоса.
— Моя семья знает семью Асседи двести лет, — собравшись с духом, начала Солен. Голос герцогини не дрожал. Легко, свободно, он нёсся ввысь, к крыше Академии и дальше — по спящей Доне. — И немало тайн хранят два столетия!
Она спокойно, ровно повествовала об обманах и вероломствах Асседи. И Винсент подумал: первое знакомство с герцогиней Реддо станет знаковым событием для «Гроздьев»! Несомненно, это начало долгого и взаимовыгодного сотрудничества. Конечно, Солен сообщала только те факты, которые ни коим образом не бросили бы тень на фамилию Реддо, но и этих крупиц, никогда не печатавшихся в газетах, было довольно.
Агер, бывший у входа в читальню, уже несколько минут делал знаки подойти. Винсент решил, что вполне может оставить Солен: герцогиня увлечённо пересказывала трагедию семьи Меренсов, лишившихся титула по капризу Асседи. Он подошёл к Агеру.
— У тебя дело ко мне?
— Да. Ты просил узнать, откуда вести о проклятии carere morte появились за границей.
— Да. Узнал?
— Узнал, — Агер всё старался заглянуть в зал. — Это Солен Реддо? Хороша!
— Она, — Винсент, покоробленный его ухмылкой, постарался встать так, чтобы заслонить Солен от недвусмысленного взгляда Агера. — Говори же, что узнал?
— Петрус представил доклад об «особых изменённых частицах крови carere morte» на Втором Международном съезде Академии наук.
— Это я знаю! Что за Петрус?
— Он коллега вашего Морено. Они вместе работали над изучением проклятия carere morte.
— Понятно. Но я удивлён: кто позволил ему вынести это за пределы Земли Страха?
— Некто Филипп Латэ.
— Не может быть!
Винсент прекрасно помнил Латэ, старого главу Ордена. Тот любил сравнивать Дар с чудовищем и трепетал перед Избранным. «Этой силе должно оставаться тайной», — внушал он Винсенту. Чтобы Латэ позволили вынести информацию о проклятии за пределы страны? Сумасшествие какое-то.
— Не может быть, Агер!
— Там, действительно, какая-то мутная история! Латэ после смерти Морено спокойно передал Петрусу все записи учёного, позволил сделать доклад на Конференцию, а потом вдруг резко изменил своё решение. Потребовал записи обратно, угрожал… Но тот не отдал записи, передал их за границу, и дело замялось.