Владимир Васильев - Рубины хозяина Ко
Разбудили его на рассвете. Лесные птахи затеяли обычный многоголосый звонкий концерт; ветерок за ночь улегся — спать, наверное.
— Вставай, Пожарский! Сейчас снимаемся!
Путники, зевая, готовились к дневному переходу. Купава успела сообразить какого-то бодрящего отвару, пустив деревянную чашу-долбленку по кругу. Звенело точило о металл — Славута ладил свою любимую пуще всего секиру.
Яр наутро выглядел повеселее, даром что в плащ все кутался. Ему как раз совали чашу с отваром:
— Держи братину, отрок!
Принял, отхлебнул и закашлялся.
— Ух-х! Горячий!
— Горячий, — передразнил Роксалан и хохотнул, — студи, дураче, под носом ветер!
Воины засмеялись; усмехнулся и Яр, подул в чашу, отхлебнул, и передал дальше.
Ярило-солнце скоро высушит росу на траве. Пора бы и в путь.
И вновь шаг за шагом, пронзая леса, перебираясь через реки, по следам неуловимых скороходов-северян. Где бегом, где помедленнее, взбираясь на пригорки и петляя по извилистым тропам. Впереди — следопыты, дока-Боград, да чикмы Пристень с Дементием. Здесь, здесь прошли даты! День, а то и все два назад. Живее, други, прибавим шагу! А солнце все клонится к макушкам сосен; уж и вечер опускается. В желудке урчит — страсть, ноги натруженные ноют, глаза слипаются… Который день спят все по четыре часа, не боле, летняя ночь с воробьиное крылышко, не успело стемнеть, уж и рассветает.
Вновь поляна, костер, спят наспех утолившие голод спутники, а у костра сидит на корточках Тарус-чародей, да Боромир-Непоседа рядышком на бревне пристроился.
— Слышь, чародей, что говорю, — завел беседу ватаг, — так, мыслю: завтра пройдем недалече от Рыдог. Что если свернуть? Коней добудем — в два счета северян достанем.
Тарус покачал головой, не соглашаясь:
— Нечисть в Рыдогах беснуется. Люди, кто цел, в Паги подались. Какие там кони?
— Да неужто все селения извели? Хутор Омута — еще ладно, но чтобы большое селение, не бывало такого!
— Много чего раньше не бывало, да теперь спасу нет. Меняются времена, друже. Меняются.
Боромир хлопнул ладонью по колену:
— Добро, пусть не в Рыдоги. В Чикмас можно, чуток севернее. В Пяшниц, иль в Ходинскую. Большие селения, коней точно дадут. А?
— Северяне-то больше лесом прут. Какие уж тут кони, говорю? Да и нельзя уходить со следа. Отыщем ли после?
Боромир поглядел недоверчиво:
— Уже ль мы не следопыты? Али незрячие?
На это Тарус лишь загадочно усмехнулся:
— Умен ты, Боромир-Непоседа, не спорю. Однако не мни себя умнее прочих. Почем знаешь, может и за нами кто идет? Песиголовцы, к примеру. Отвлечемся, время потеряем, а они след в сторону уведут и все. Где кого сыщешь? Или сами Книги отберут, поминай потом, как звали! Нет, покуда мы на хвосте у северян висим, никуда не сунемся. Себе дороже.
Задумался Непоседа над словами Таруса. Рядом храпели ратнички. Венеды, как у них водится, легли кругом, голова к голове, остальные — как придется.
Прав, пожалуй, чародей. Кто их песиголовцев знает? Да и крыланов тех лупоглазых с секирами вспомнить не лишне. Не даром же они появились-то у отряда на пути?
— Не шевелись, Боромир, — вдруг тихо сказал Тарус, не поднимая при этом головы.
Боромир напрягся, но внешне это ничуть не было заметно.
— Что такое?
— Позади тебя в кустах возится кто-то. Вроде бы, не зверь. Я глаза его видел, блеснули против костра.
Непоседа покосился на изумруды — светятся, правда слабо. Как на нечисть, только если она далеченько. Странно.
— Буди Вишену, он ближе всех. Спать, мол, ложишься, уразумел?
— Угу…
Боромир потянулся, очень натурально, и встал.
— Пойду, пожалуй, — сказал он погромче. Приблизился к Вишене и пихнул того в бок, став на колени.
— Тихо, Пожарский!
Вишена приоткрыл глаза: чего, мол?
— Позади меня кусты, кто-то там хоронится, изловить надобно. Готов?
Вишена нашарил меч.
— Готов!
— Нумо!
Словно две тугие пружины распрямились — Вишена опрометью кинулся влево от куста, Боромир вправо; Тарус же поспешил прямо на куст. Заняло все секунды две.
Никого в кустах не оказалось.
— Что за наваждение? — удивился Тарус. — Ясно же видел!
Из-за толстого дубового ствола бесшумно, словно бесплотная тень, вынырнула размытая темнотой полусогнутая фигура. Скользнула в самую чащу, в сторону от поляны.
— Вот он!
В мгновение ока чужака зажали с трех сторон; послышалось не то рычание, не то хрип и в дело пошли мечи. Фехтовал беглец круто, знай поспевай за ним, втроем едва справлялись. Подоспели вскоре Славута, Похил и кто-то из венедов, однако из лесу вынырнули еще двое с мечами.
— Песиголовцы! — сообразил наконец Тарус. — Не упустите их, други!
Вишене достался один из пришлых, в первый же момент разделавшийся с Дементием. Руку достал, тать!
Изумрудный меч замер в умелом хвате. Ну, поглядим на что ты годен!
Запела сталь, зарычал противник; истинно — пес, дело твое — рычать! Однако мечом умеет. Эк лихо отбивает да отводит удары! А ежли тебя снизу? Увернулся, гляди. А ногой? Ага, не сладко, собачья башка!
Вишена угодил песиголовцу точно по мохнатому уху и тот взвыл, от боли да от досады. Правильно учил отец — дерешься на мечах, руки-ноги тоже не забывай! Здорово помогает.
Бз-зиннь! Бз-зинь! Гец!
Кулаком между глаз! Хоть бы не куснул, зараза. С него станется. Сверху-сбоку, сверху-сбоку, лезвием. Успеваешь, песья морда? На тебе с вывертом!
Лязгнув, вражий меч улетел в кусты и песиголовец отступил, растопырив руки да прижав уши.
— Ага! Испужался, отродье? — Вишена убрал меч в ножны. — Ну, иди сюда! Поглядим, каков ты на кулаках!
Но песиголовец вдруг развернулся, вознамерившись юркнуть меж тесно стоящих стволов. Удирать навострился. Да не тут-то было!
Ловкая подсечка — и вражина ткнулся мордой своей собачьей в прелые листья.
— Что, не по нраву? — спросил Вишена с издевкой. — Будешь знать, как по ночам в кустах шастать да подкрадываться.
Песиголовец тем временем поднялся и бросился на Пожарского, зарычав еще громче и злее чем вначале. Рычал он, надо все же отметить, совсем иначе нежели собаки. Есть ведь разница между речью и песней?
Вишена согнул руки, отвел прямой удар, уклонился от бокового и умело, от души залепил противнику ногой по треуглой голове. Только ноги взбрыкнули! Гляди-ка, приподнимается! Живуч. На тебе еще!
Твердая ладонь угостила вражину промеж ушей, тот упал, на этот раз окончательно.
— Не убей его, Вишена. А то мы двоих сдуру уже зарубили, — сказал вдруг Тарус, хватая Пожарского за руку. — Поспрошаем, глядишь, чего и скажет.
