Сара Бреннан - Договор с демоном
«Пожалуйста, — мысленно взмолилась она перед автором, — перестаньте его ненавидеть».
Недрогнувшим голосом Мэй начала читать:
«Я должен был в определенный момент признать, что это безумие, и попытаться как-то спасти Алана. Ведь можно же было все обратить вспять.
Когда колдуны пришли в первый раз, нас спасло чудо. Наверное, они меня недооценили — я же был лишь простаком, который знать ничего не знал о магии. Какие у меня были шансы? Колдуны по сей день считают нас идиотами.
Оливия плакала рядом и выкрикивала заклинания. Алан бежал сзади, боялся, хотя не подавал виду, и тащил за собой черноглазую тварь, напевая ей песенку.
Двоих я сбил машиной, а потом сдал назад и переехал одного еще раз — убедиться, что он не погонится следом, что колдовской огонь и гроза развеются. Тогда я впервые в жизни покалечил человека. И это было только начало.
Мне казалось, я должен уберечь Оливию. Я не мог ее бросить в таком состоянии. Даже чужого человека не оставишь, когда ему больно, не говоря о любимой.
Приходилось все схватывать на лету, постоянно бегать и изворачиваться, да еще пытаться помочь Оливии в наихудших из всех мыслимых состояний. Я не мог показать ее специалистам, поскольку они конечно же не разобрали бы, где она бредит и где говорит правду в рассказах о магии. Они лечили бы ее от воспоминаний вместо навязчивых идей. Я даже на Ярмарку боялся с ней показаться — там ее быстро вычислили бы. Колдунью. Убийцу.
И я пожертвовал сыном ради нее. Тогда мне казалось, что это единственно правильный выход.
О существе я особенно не задумывался. Было ясно, что с ним что-то не так, хотя я не представлял, что из слов Оливии считать правдой, а что — бредом, а о ребенке она заговаривала в самые мрачные свои дни. И слова эти были самые мрачные. Я не хотел им верить. Я вечно приходил домой усталый и отчасти радовался, что это жуткое создание не плачет и не создает шума. Мне было противно на него смотреть, но, как я думал, из-за отца — Черного Артура и мучений, которые пришлось пережить Оливии. Я видел в нем только плод человека, которого ненавидел, и женщины, которую любил.
И все-таки позволил Алану с ним возиться — даже приказал, когда Оливия попыталась его убить. Сдал под опеку, заставил беречь, тем более что сыну это нравилось. Прости меня, Боже.
Только через год с лишним я понял, что натворил. Мы сражались с демоном, вселившимся в мертвое тело. Оливия швыряла в него заклятиями, а я бил кочергой. Мне пришлось чуть ли не размолотить его в куски, и когда я взглянул ему в лицо — пустое, уже тухлое, меня осенило: мой родной сын сейчас наверху укладывает такого же демона спать. Оливия тысячу раз мне твердила, кто он и что он. У нас не было никаких соображений, как спасти ее сына — сына, от которого ничего не осталось. Надежды кончились.
Ко мне в дом проникло зловреднейшее, опаснейшее существо, и при мысли об этом меня обуял панический, невыразимый ужас. Я предавал сына, отрицая грозившую ему смертельную опасность.
Чуть только ходячий труп на ковре, вернее, его останки, перестали шевелиться, я бросил их и побежал наверх. Алан все еще был в детской — перегнувшись через перила кроватки, пел колыбельную, которую пела ему на ночь мать. А в кроватке сидело чудовище, глухое к человеческим словам и чувствам. И почему я тогда не забрал Алана? Надо было увезти его прочь от Оливии и кошмарного существа в колыбели — плюнуть на все и спасать сына.
Мне было невыносимо расстаться с Оливией. Я убеждал себя, что буду осторожен, что буду следить за демоном, что найду способ изгнать его, что Алан еще слишком мал и не поймет меня, что для него это будет потрясением. Я твердил себе, что монстр хитер и не обидит того, кто о нем, беззащитном, заботится. Что ему невыгодно нападать на моего сына. Это демону-то, которые губят людей забавы ради!
Бывали времена, когда подлинный ужас избранной мною жизни наваливался на меня, как груда камней, и я думал, что тоже вот-вот сойду с ума. Однажды Алан — ему почти семь стукнуло — пришел из школы домой сразу после уроков, как всегда (до его прихода мне приходилось держать существо на виду, чтобы Оливия не попыталась опять с ним расправиться).
Обычно сын, войдя, целует его в щеку и говорит: «Привет, Ник. Скучал тут без меня?» Будто он на это способен.
Затем Алан вытаскивает дневник и показывает мне все пятерки и похвалы от учителей — маленькие подарки, которыми он старается приукрасить нашу жизнь. Порой я даже жалею, что он такой хороший. На его фоне все кажется еще ненормальнее, еще хуже.
В тот день я, однако, заметил одну перемену: существо следило за Аланом, когда он ходил по комнате. На нас с Оливией — ноль внимания, пока мы не направляемся к нему. Словно все люди для него — некий передвижной вид мебели. А за Аланом оно следило.
У меня кровь застыла в жилах. Я будто в камень превратился — помню, старался не думать о том, какие темные планы, какие кровавые игры готовит демон для моего сына.
Ночью я поднялся к ним в детскую с зачарованным кинжалом в руке. Утопить монстра не получилось, зато теперь у меня был клинок с самыми крепкими заклятиями Ярмарки.
В комнате горел ночник, и резной абажур отбрасывал на стену узор из весело скачущих зайчиков. Демон лежал в пятне света — ни звука, ни шороха. Он даже спал не как все дети. Хотя и похоже.
Я вспотел, стоя над ним, и рукоятка кинжала в руке стала скользкой. Потом дверь вдруг открылась, и я услышал: «Пап, ты что?»
Алан стоял и смотрел то на меня, то на нож, то на демона. Мой сын так побледнел, что показался мне прозрачным, словно уставший призрак давно почившего ребенка.
— Ник, — позвал он и вбежал в комнату, чуть не споткнувшись спросонья. — Ник, просыпайся!
Демон встает по-иному, в отличие от обычных детей — не бормочет и не трет кулачками глаза. Он моментально переключается на бодрствование, а его черные зрачки тут же оценивают обстановку. Алан с трудом вытащил его из кровати — у Ника было тело трехлетки, крупного для своего возраста. Он пытался выкрутиться — ему, похоже, не нравится, когда его трогают, — но Алан вцепился в него и держал, а сам все смотрел на меня испуганным взглядом.
Я окликнул его.
— Пошли, Ник, — сказал мой сын. Его голос срывался, но он старался не подавать вида. Как будто это могло потревожить демона. — Мне плохой сон приснился. Я боюсь спать один.
Алан приучил его переходить дорогу, держась за руку. Вот и в ту ночь они уходили рука в руке, а у Алана даже пальцы побелели.
Чуть только сын оказался за дверью, я услышал топот его ног — он бежал от меня, волоча существо за собой. Я пошел положить нож, спрятал его и вернулся. Тем временем Алан, как оказалось, выдвинул шкаф и забаррикадировался вместе с демоном.
