Юлия Латынина - Дело о пропавшем боге
Среди ловушек, расставленных Шавашем, Тайгет занял не последнее место.
Разговор Шаваша и Тайгета был весьма короток. Провидец узнал столичного следователя, которого помнил еще босоногим мальчишкой, но радушно приветствовал гостя. Шаваш справился о Кархтаре, Тайгет отвечал, что с бунтовщиками не водится.
– А с грабителями?
Тайгет был сама оскорбленная невинность.
Тогда Шаваш по памяти перечислил, в каких именно делах, по признанию Хворого Уха, Тайгет был наводчиком и идейным руководителем, и какую долю он с этого имел. Признания и в самом деле значились в протоколах: Хворое Ухо давал их под пыткой, пытаясь уйти от ответственности; и под пыткой же взял обратно: очень нужно было судейским портить отчетность непойманным бандитом.
– Так что, – заключил Шаваш перечисление, – ты теперь должен быть человек богатый и трех тысяч, обещанных за Кархтара, тебе не надо.
Тайгет вздохнул. Да разве ж эти три тысячи достанутся ему? Стражники же их и поделят, а ему, Тайгету, только дулю покажут: мол, нишкни, хорошие люди со смутьянами не водятся. Меткое наблюдение Тайгета о нравах управы не было лишено основательности и сильно мешало ловить преступников.
Шаваш отсчитал двадцать рисовых десяток в качестве довода, что три тысячи от Тайгета не уйдут. Тайгет сгреб бумажки и заметил, что, в случае чего, три тысячи должны быть золотые, а если рисовые – то пять тысяч. «Еще торгуется», – восхитился Шаваш про себя и принял условия знахаря.
Кархтар явился к Тайгету в час Пшена и потребовал еды и предсказания будущего. Будучи и сам большой докой по этой части, Кархтар, видимо, полагал, что даже хороший повар может отобедать в чужой харчевне. Тайгет стал жарить для дорогого гостя курицу и послал мальчишку – в соседнюю лавку за фруктами и лепешками, в управу – за стражей.
Курица была зажарена и съедена, горка фруктов заметно поредела, хозяин расставил чашки и пошел за чайником. Тайгет имел профессиональную любовь к сонным порошкам и чисто человеческое отвращение к шумным дракам в доме; из чайника, принесенного Тайгетом, можно было наливать две разные жидкости. Что-то показалось Кархтару подозрительным в том, как хозяин держал чайник; или настой выцвел от сонного порошка.
Кархтар хлебнул раз, другой и учуял странный вкус чая. Он поперхнулся, сорвал с чайника крышку и шваркнул посудиной об пол. Та обиженно хрупнула и раскололась, обнажая свое жидкое и вероломное нутро. Кархтар вытащил из рукава нож и поднес чашку с чаем к губам хозяина, видно, думая, что в ней яд.
– Пей, – но тут же выругался и выплеснул чашку в лицо Тайгету: с крыши во двор уже шлепались стражники.
Кархтар успел ранить одного в живот, но потом выпустил нож из рук и, посоловев, сел на пол.
Это спасло ему жизнь – стражники убрали ножи в рукава; но, озверев и плюнув на вышестоящие указания, били бунтовщика долго и старательно, и, когда Шаваш оторвал своих людей от тела, Кархтар давно уже был без сознания.
Тайгет убежал из кухоньки и сидел в соседней комнате тихо, как мышь.
Кархтару скрутили руки, сунули в мешок, вынесли с черного хода и погрузили в паланкин: благо расположение тайгетова дома было рассчитано как раз на незаметные посещения.
Перед уходом Шаваш подобрал нож Кархтара, сунул его одному из своих людей и вполголоса отдал соответствующее распоряжение.
Уже выходя на улицу, Шаваш услышал писк и затем – шлепок упавшего на земляной пол тела; стражник вернулся через минуту. Шаваш дернулся углом рта: эта часть указаний начальника была ему не по душе. Однако строго-настрого было велено, чтоб об аресте мятежника никто не знал.
Нан вернулся в управу с парадного крыльца, как раз когда Кархтара вносили с заднего хода в гостевые покои, где не было чужих глаз. Кархтара вытряхнули из мешка прямо на пол, и Нан тут же погнал из кабинета всех, в том числе и Шаваша. Он лишь поинтересовался, убил ли кого-нибудь Кархтар. «Только Тайгета», – нехорошо улыбнувшись, ответил Шаваш.
На прощанье Нан сказал Шавашу:
– Скоро в управу пожалует управляющий Айцара, Митак, и сорок отборных конников. Конникам скажи, что предстоит серьезное дело, и вели сварить рис и мясную разварку. В разварку положишь сонный порошок. Управляющего допросишь сам.
Шаваш помолчал и осведомился, чего Айцар хочет.
– Он хочет, – ответил Нан, – под предлогом заговора истребить тех командиров, которые не хотят встать на его сторону! Этот негодяй покупает у горцев зерно, награбленное по его приказу, и осмеливается при этом обвинять в связях с горцами своего племянника!
Оставшись один, Нан наклонился над Кархтаром. Тот лежал неловко, как и полагается лежать людям со связанными сзади руками, запрокинув голову и всхрипывая. Из-под разорванного ворота рубахи вылезал крученый трехцветный шнурок. Нан потянул за шнурок – на его руку легла «сумочка со счастьем».
Заправляя сумочку обратно за ворот, Нан с брезгливостью заметил на своих руках кровь. Он снял кувшин, предусмотрительно поставленный на полке рядом с судьей Бужвой, ополоснул руки над серебряной лоханью в углу и остаток воды плеснул Кархтару в лицо.
Тот полежал некоторое время смирно, потом залупал глазами, завертел головой и наконец уставился прямо в глаза Нану. Ничего хорошего в его взгляде не было. Кархтар привалился к стене, попытался покрутить руками, но это у него получилось плохо.
– Если не будешь драться, развяжу руки, – сказал Нан.
Кархтар шумно задышал и откашлялся.
– Обязательно буду.
Инспектор пожал плечами.
– Тебе виднее.
– И говорить я ничего не буду. Поймали так поймали. Твое счастье, инспектор, тебе повышение, и мне повышение, – Кархтар засмеялся, – тебе чином, мне виселицей, Так?
Нан сидел, откинувшись на подушки, и рассеянно смотрел на привалившегося к стене человека. Человека, который всю жизнь мечтал попасть в руководители всамделишного восстания и теперь пытался говорить с государственным чиновником так же, как в книгах в старину говорили Баттавет и Нуш, и справедливый разбойник Кумли. С народом, это, наверное, получалось неплохо, потому что народ тоже считал, что так и следует говорить. Но здесь, в казенном уюте, это звучало немножко нелепо: потому уже, что Кархтар слишком явно привык обращаться к собеседнику на «вы».
Кархтар нервно дернулся и проговорил:
– А если бы ты попался мне в руки, я бы тебя даже вешать не стал. Нет! Или только в самом конце. Ты хороший инспектор. А вот Тайгет плохой гадатель: тут и без всякого ясновидения дойти можно, что он долго не проживет.
– Тайгет уже убит, – сообщил Нан. – Твоим ножом.
Кархтар изумился.
– Право же! Доблестный столичный инспектор поймал главного бунтовщика и убийцу городского судьи. Зачем же еще делать из меня убийцу какого-то вонючего Тайгета?
