Марта Кетро - Лисья честность
К дикому ветру, несущему запах засыпающего сада, погибающих цветов и стылых луж, примешался вдруг тихий, домашний — откуда-то сбоку потянуло бисквитами, а ещё чем-то пряным — загадочным, но вполне мирным.
— Кто-то печёт бисквиты? — обернулась я к Рафу.
— Это Бальтасар. Пойдемте. — Раф поманил меня обратно, я вернулась в дом, и через неприметную дверь у камина мы прошли на кухню.
Мне почему-то казалось, что кухня должна располагаться где-нибудь в подвале, но она примыкала прямо к гостиной — светлая и полная чудес.
Там был большой разделочный стол с мраморной столешницей, печь с медным вытяжным колпаком, по стенам, как самурайские мечи, были развешены ножи, шумовки, вертела, сковородки, какие-то не опознанные мною металлические штуки.
Хрупкий большеглазый повар-филиппинец повернул голову, когда мы вошли, кивнул и снова вернулся к своим делам — все конфорки были уставлены кастрюльками, в которых бурлило и булькало, а от духовки шёл упоительный запах свежих бисквитов.
Я немедленно полезла к повару с вопросами, а носом — в его кастрюльки. Ничего хорошего не вышло, он только горестно застывал воспитанной курицей, у которой разоряют гнездо, пришлось отстать.
— А вы умеете жить, Ниро, — сказала я Рафу.
— Не умею. Но люблю, — ответил он мне, а повару мягко сказал что-то на испанском, настолько маленьком и плохом, что даже я умудрилась опознать одну старую поговорку.
Буркнув в сторону Рафа «chorizo», я, не дожидаясь его, рванула прочь из кухни.
Раф догнал меня у тяжёлой двери светлого дерева, ведущей неизвестно куда.
— Я же не знал, что вы говорите по-испански, — сказал он виновато, но глаза его смеялись.
— Poco-pocito. Но вы-то, вы хороши! Да вы ведь сами привели меня туда, лицемерная лысая мартышка! Лисица на экскурсии в курятнике! Курица, глупая курица на экскурсии в лисятнике — вот что вы должны были сказать вашему волхву.
— А вас легко рассердить, — с удовольствием констатировал Раф, распахивая передо мной двери — как оказалось, в библиотеку.
И тут впервые в жизни я испытала приступ настоящей зависти. Оказалось, что это очень противно — как будто тебя бьют под дых на вдохе, и воздух кончается, и на глаза наворачиваются злые слезы.
Мне захотелось залечь вот прямо здесь, на тёплом полу, и утяжелиться, как это делают кошки, чтобы не смогли поднять и унести, чтобы остаться тут насовсем, бесполезным зверьком шарить по полкам, спать в креслах, а кресел было много, по-глупому разных, это выглядело почти нелепо.
— Не смогли выбрать? — спросила я.
— Не захотел.
Я шла вдоль стен-стеллажей, разглядывая корешки книг, проводя рукой по тем, до которых могла дотянуться, и тут появились они.
Сначала одна плоская змеиная головёнка поднялась из кресла, за ней — ещё две, и вот уже волна разномастных кошек хлынула отовсюду. Длинномордые, как их хозяин, грациозные, страшно ушастые, они появлялись ниоткуда, словно призраки, и всё это блеяло как стадо обезумевших коз:
— Мэээ! Мэээ! Мнэээ! Мыр-мыр-мыр! Мэ- ээ! Муэ! Ай-нэ-нэ! Уэээ! Муээээ!
— Кошки! Кошки! Какая роскошь! — воскликнула я.
Раф нагнулся, набрал полные руки кошек и стал поочерёдно целовать их в макушки. Зверьки жмурились, смешно растопыривая уши, кто-то вырывался и сбегал, кто-то карабкался ему на плечи, кто-то смирно висел, не делая попытки удрать.
— Какие! Да сколько! — не могла нарадоваться я и, подхватив одну, пеструю, на руки, прижала к себе, но кошка стекла сквозь пальцы как вода, затанцевала рядом, задрав хвост, мимолётно, словно невзначай касаясь подола моей юбки.
Откуда они? Откуда столько? — спросила я, подбирая юбку и опускаясь на колени, чтобы погладить кого поймаю.
— Купил, — пожал плечами Раф, наглаживая крупную, чёрную с теплым коричневым отливом кошку, похожую на ожившую картинку из бестиария, — змеиная голова, уши нетопыря, подбородок льва, глаза химеры. — Случайно зашёл на какую-то кошачью выставку, влюбился и купил. Как султан — жену. Одной показалось мало. Теперь, как видите, у меня целый гарем. — Он снова смачно поцеловал зверька в макушку. Кошка извернулась, обхватила его руку передними лапами и прикусила пальцы. — Кошки — сплошная нежность, нежность и лень…
— Какая же лень? — удивилась я, указывая на снующих вокруг любопытных, резвых зверьков.
— Нежность и лень, — мягко повторил Раф, лаская кошку. — Они спят по шестнадцать часов в день. Стоит присесть — и встать уже невозможно — оказываешься сплошь облеплен дремлющими кошками…
— Рукава Мухаммеда? — насмешливо поинтересовалась я.
— О да. Невыносима даже мысль о том, чтобы обидеть или потревожить столь совершенное создание. Я, знаете ли, кошмар заводчиков. Не могу кастрировать. Рука не поднимается — здоровое животное под нож. — Раф передёрнулся, кошка вырвалась из его рук и, усевшись неподалёку, стала самозабвенно вылизываться.
— И как же вы справляетесь? Да вы должны бы уже утонуть в кошках! А прививки? Прививки делать у вас рука поднимается? А они… кошки… вольного содержания? Не сбегают из сада, не теряются?
— Сразу видно, что вы держите животных, тихо рассмеялся Раф. — Прививки делаю, кошек регулярно осматривает врач, учёт веду, нет, никто пока, к счастью, не потерялся. Они почему-то не уходят за ограду, а с ноября примерно и вовсе из дома носа не кажут — это ориенталы, они очень теплолюбивы. А что касается кошачьего потопа — бывает не больше пяти пометов в год, друзья разбирают.
— Сколько же у вас друзей? — сделав элементарные подсчёты, озадачилась я.
— О, друзей у меня довольно, — кисло усмехнулся Раф, протянул мне руку, помогая подняться, поманил одну из кошек, и та прямо с пола запрыгнула ему на плечо, когтя тонкую ткань галабеи.
Мы вышли из библиотеки в сад, через такое же, как в гостиной, окно-дверь, и пошли вокруг дома. За нами тянулся шлейф из кошек.
Придерживая зверька на плече, Раф щурился на солнце и тихо говорил:
— Сплошная нежность, и покой, и душевное равновесие. Мне всегда этого не хватало, был слишком бойким… Ни черта не понимал в покое. Вот как вы. Об заклад побьюсь, что у вас никогда не было кошки. Собаки, да? Вы любите собак?
— Люблю. Но кошка у меня есть.
— Вот как? — удивлённо покосился на меня Раф. — Но что значит — есть? Она у вас случайно? Вы понимаете, о чём я говорю?
— Понимаю. — И, чтобы проиллюстрировать своё понимание, я подхватила первую попавшуюся кошку и стала её тискать. — Ой, а чьи это лапки? Чей это хвостик? Чьи это замечательные усишки?
Кошка, испуганно мякнув, вывернулась и сбежала по моей спине, как по парадной лестнице.
