Ольга Силаева - Драконье лето
— Вас поставят на колени, — холодно, отстраненно произнес кто-то. Я не сразу понял, что это был я. — То, чем вы занимаетесь, безнадежно. Херра это показала. Вы хотите вернуться к укладу столетней давности, а возвращаться нужно на тысячелетия назад.
— В огненный век? — Пленник заинтересованно глянул на меня. — Всех во врата времени, чтоб уж сразу наверняка? Достойная смена растет. Эйлин. Мои поздравления.
— Вы назвали Марека палачом. Называйте уж и меня так же, — устало отозвалась Эйлин, вставая. — Поверьте, я заслужила.
— Еще несколько часов, и это прозвище заслужит наш гость, — Марек выпрямился. — Решайте быстрее, Де Вельер. Если Лин умрет, я сверну вам шею просто из принципа.
— Я мог бы сказать, что стрела не отравлена, но я солгу, — пленник откинулся на матрац. По виску струился пот: ему явно было нехорошо. — Я скажу вам; свобода, надо признаться, очень меня интересует. Но прежде я хочу услышать объяснения. Правильно ли я полагаю, что вы отпускаете меня в качестве посла доброй воли? Зачем? Вы не желаете делиться тонким огнем. Что тогда?
— Переговоры, — опережая Марека, заговорила Эйлин. — Идет высокая вода. Вельер знает, чем она грозит; знает, как она любит дикое пламя. Если вы остановитесь, мы отдадим под вашу руку земли на востоке, за Херрой и Вергом. Право, вы там и так неплохо устроились.
— Пустоши.
— И брошенные замки в двух шагах от Сорлинн, — возразила Эйлин. — Дайте нам год перемирия, и через: год мы будем бороться с высокой водой вместе. Пересуды утихнут, и, возможно, мы даже сможем учить детей драконов в Галавере.
— Последнего не будет никогда, — де Вельер насмешливо покачал головой. — Вы слишком боитесь, нас. Боитесь настолько, что готовы отдать половину земель, лишь бы сберечь то, что всегда было нашим по праву рождения.
— Мы готовы поступиться…
— В пепел!
Де Вельер рывком подался вперед, но обвис на цепях и повалился обратно, зажимая рукой бок.
— Вы идиоты, — тихо продолжил он, — если думаете, что мы отступимся. Искалечить хозяина этого замка, залезть в голову неопытной девчонке, украсть чужие рукописи — любой мародер давно поплатился бы головой. Я передам ваши слова. Я не добавлю к ним ни строчки.
Он небрежным жестом подхватил обгорелую щепку и начертил на камнях две буквы.
— А теперь дайте мне отдохнуть.
Эйлин, белая как полотно, глянула на надпись и вышла. Марек, не сказав ни слова, последовал за ней.
Искушение остаться было непереносимым. Словно за обедом на ферме, когда ноги каменели при одной мысли выйти из-за стола, не дожидаясь взрослых.
Я обернулся у полуоткрытой двери. Де Вельер безучастно смотрел мимо меня.
— За что вы убили тех двоих? — чужим голосом спросил я. — Разве Кор не справился бы сам?
— Палач не хвастался тебе своими подвигами? — де Вельер повернул голову. — А ведь он остался в живых. Как ты думаешь, сколько бы натворили те двое?
— Те двое были испуганными детьми.
— Как и ты. Что это меняет?
— Я… — я запнулся. Пепел!
— Если бы они предали кого-то из твоих, ты бы на многое смотрел по-другому, — холодно сказал пленник. — А, впрочем, нет: вы же все сами за себя. Для вас частица «де» в имени — причуда, вычурная красивость, а огненное имя — пустой ритуал.
— А для вас? — Я отпустил ручку двери. — Если один дракон пойдет против другого, кому вы будете служить?
— Драконы — одно, — негромко, не рисуясь, произнес де Вельер. — С начала времен. Даже трижды проклятый Первый хотел лучшего. Те, кто уходил на войну, делали это не ради собственных детей, а для всех драконов, и прошлых, и будущих.
— То есть лучше решать за всех, чем идти по своему пути одному?
— Парень, что стрелял в меня, шел по своему пути, — де Вельер посмотрел на меня. — Он предал род Кор и предаст вас, когда придет время. Думаешь, он один такой? Жизнь без веры — череда предательств.
— Драконы не верят Первому… — прошептал я.
— Мы верим в себя. А вы — не верите никому.
Я молча вышел из комнаты.
Закрыв за собой дверь, я прижался лбом к косяку. «Нами управляют легенды, Квентин», — сказал Эрик. Нет, мэтр. Отчаяние.
По галерее гулял ветер. Марек и Эйлин тихо переговаривались у колонны.
— Убедилась? — Марек кивнул ей на меня. — Идемте.
Мы двинулись вдоль галереи. Марек сутулился больше обычного. Эйлин, все еще бледная, зябко куталась в поблекшие косы.
— Вы слышали весь наш разговор?
— Почти, — подтвердил Марек. — Наш друг весьма привержен истине, вот только она с ним не в ладах. Пожалуй, вечером я нанесу ему еще один визит, посерьезнее.
— Бесполезно, — отозвалась Эйлин. — Он не скажет.
— Но и не отступится, ты слышала. Чего нам ждать? Ртути под кроватью? Зарева над парком? Умелого повара?
— Он передаст наше предложение, — твердо сказала Эйлин. — Де Вельер не сказал Квентину ничего нового, хотя я, что скрывать, надеялась на некоторую признательность.
— О да, — хмыкнул Марек. — Мы заставили его открыть яд, которым он надеялся уморить Лин, и де Вельер теперь нам безмерно благодарен.
— Он ранен, его бьет озноб, и он хочет жить! Как бы ты повел себя на его месте?
— Вряд ли достойнее, — Марек пожал плечами. — Но наверняка умнее. Он даже не спросил о высокой воде: чем вызвано наше беспокойство, как далеко мы продвинулись в расчетах — ничего! Или у него глаза и уши в Галавере, или он не верит нам ни на грош.
— Противоядие! — громко перебил я. — Эйлин, где оно?
— Железная лазурь. Я отправила записку, — она легко сжала мое плечо. — Все хорошо. Предложение отправить драконов к праотцам, признаться, не было лишено оригинальности.
Лин, Линка, маленькая и бесстрашная… Я прикрыл глаза. Небо, она будет жить. Завтра, послезавтра… каждый день. Пепел, как же я испугался…
— Зачем я вам понадобился? — устало спросил я. — Там, на допросе?
— Откровенность, Квентин. Единственное, что мы можем выставить против драконьего братства. Мы ценим верность, но она не может быть слепой. Идите, вам нужно отдохнуть.
Я развернулся и пошел к лестнице. Взбегая по ступеням, я еще не представлял, куда пойду. Если бы мне предложили заложить несуществующую душу за право вернуться на ферму и больше не слышать ни об интригах, ни об отравлениях, я бы, наверное, согласился. Пусть даже умирать пришлось бы по колено в воде.
Из коридора послышался хрустальный звон. Потом звук бьющегося стекла. Я просунул голову в дверной проем.
Посреди солнечной комнаты стоял, вытянув руку, давешний угловатый парнишка, любитель носков из козьей шерсти. Рукава трепетали на ветру, но манжеты были неподвижны, словно вылитые из прозрачного гипса, и странно, ярко светились. Паренек неловко шевельнул рукой, и, когда по граням стеклянного запястья побежали радуги, я понял его секрет: развевающийся рукав был подделкой из тонкого хрусталя.
