Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды
Решась, наконец, Невзор снова сплюнул на снег, для чего-то внимательно проследил, как замерзает свернувшаяся шариком слюна, сильно оттолкнулся ратовищем короткого копья и заскользил по пологому длинному склону к дымящимся сугробам.
И уже на ходу понял, ЧТО странного в этой веси.
Тишина.
Не лаяли псы, не мычали коровы, не ржали кони.
Тихо было среди этих сугробов.
Невзор выкатился к крайнему сугробу и остановился, упираясь ратовищем в снег. Ожидал непонятно чего.
Серый вдруг насторожился и снова беззвучно оскалился. Чуть скрипнула дверь и из-за ближнего сугроба возникла — не вышла, а именно возникла, словно блазень-призрак — молоденькая девушка, почти девчонка. Увидела Невзора и замерла, не отрывая глаз.
Мальчишка замер тоже. А Серый вдруг улёгся на снег и спрятал морду меж лап — стало быть, и беспокоиться нечего.
Девчонка была хороша. Узорная бледно-зелёная рубаха, крашеная плауном, с красно-золотистой вышивкой, клетчатая понёва, овчинный полушубок нараспашку, шапка с бобровой опушкой… Круто выгнутые густые брови, пронзительные серые глаза, тонкий прямой нос и — длинная коса из-под шапки.
Несколько мгновений они глядели друг на друга, потом девчонка спросила:
— А ты кто такой?
— А ты? — не остался в долгу Невзор.
— Я первая спросила! — девчонка топнула ногой, хмуря брови — видно было, что она не в духе. — Отвечай, блазень!
— Я - блазень? — Невзор не знал, смеяться ему альбо злиться.
— А кто же?! — ворчливо бросила девчонка. — Может быть, я?!
— А чего же? — новик усмехнулся. — Я в прошлом году здесь с отцом проходил, никакой веси не было…
Казалось, она готова засмеяться… но тут же это предчувствие куда-то сгинуло — девчонка нахмурилась ещё больше, теперь казалось, что она вот-вот заплачет, словно слова Невзора что-то ей напомнили. Что-то страшное.
— А ты за оберег подержись, — враждебно посоветовала девчонка. — Глядишь, глаза-то и разуются, тогда и увидишь кое-что…
Невзор невольно взялся за серебряный оберег на груди — громовой цветок в круге.
— И выматериться не забудь, — бросила девчонка.
Да она же просто смеётся над ним! Невзор грозно засопел и двинулся вперёд, она отскочила мало не на сажень назад, но убегать не стала — прыжок её плавно перелился в какое-то более грозное движение — и вот она уже как дикая кошка ждёт его нападения, чтобы вцепиться ему в глаза…
И ведь вцепится, пожалуй… и неведомо, за кем тут будет верх…
Серый открыл глаза и насторожил уши, но голову с лап не поднял, словно говоря — чего на пустом месте беспокоиться?
Невзор озадаченно остановился — хорош он будет, если увидят, как он дерётся с девчонкой…
— Да брось ты, — сказал он неуверенно…
Она, наконец, улыбнулась, но как-то неуверенно, словно её много и жестоко обижали… и теперь она боится верить людям… возможно, так оно и было.
— Меня Невзором зовут, — сказал он, всё ещё колеблясь, говорить ли правду иль всё же поостеречься. — Говорят ещё, будто я — сын гридня Несмеяна…
— А здесь чего делаешь? — всё ещё недоверчиво спросила девчонка. Она опустила руки, и тут только Невзор заметил, что из её кулака торчит длинное лёзо чуть изогнутого ножа.
Ого! А пчёлка-то с жалом!
Зато уж точно не нежить — куда нежити стальное оружие в руках удержать?
— Иду, — фыркнул он. — Мне к Нарочи надо добраться до Корочуна.
Несколько мгновений девчонка разглядывала Невзора, потом решительным движением спрятала нож. Видимо, поверила. Серый опять закрыл глаза, уши пса снова обвисли.
— Меня Красой звать… говорят, я была дочкой Неклюда-огнищанина…
Невзор вмиг ухватил главное.
— Была?! — вырвалось у него. В следующий миг мальчишка прикусил язык, но было поздно — лицо девчонки скривилось. Но миг — и она справилась с собой.
— Была — кивнула она почти спокойно, и голос её почти не дрожал… — Потому как нет его больше…
Новик закусил губу.
— Сбеги мы, — добавила девчонка. — От Плескова…
Невзор молчал.
— Ладно, — бросила Краса, опустив голову… — Ты на меня не сердись, Невзоре? Есть хочешь, небось?
И когда это кметь отказывался от еды? И Невзор, хоть и не кметь ещё, а тут же ощутил, как у него бурчит и тянет в животе, и вспомнил, что в заплечном мешке осталась только горбушка зачерствелого хлеба и ломоть копчёного сала, а бежать ещё весь день.
Но просить еду у сбегов, которые сами с хлеба на квас перебиваются… небось даже коров у них нет. Совесть не дозволяла…
— Погоди немножко, — кивнула Краса, правильно всё поняв. Крутнулась на месте, взметнув подолом понёвы и полами полушубка, и снова скрылась за сугробом.
Ждать пришлось недолго. Не успел бы Невзор сосчитать до двадцати, как она снова появилась:
— Вот, держи, — в руках у новика вдруг оказался ещё горячий пирог, вкусно пахнущий печёной рыбой. — А то может, зайдёшь… передохнёшь мал час?
Несколько мгновений он и вправду думал — а то зайти? Но время поджимало…
— Нет, — мотнул он головой, жуя пирог. — Спешить надо…
Разломил пирог пополам, протянул половину Серому. Пёс оскалил страшные клыки, Краса ойкнула и попятилась. Но Серый только весело ухмыльнулся широко раскрытой пастью и осторожно взял пирог из руки хозяина.
Невзор глотнул. Краса торопливо протянула ему глиняную чашу с дымящимся горячим сбитнем… Глотнул… сбитень дымящейся волной прокатился по жилам, заставил каждый сустав заиграть и напрячься… теперь и бежать будет легче.
— А вы где тут живёте-то? — спросил он, чтобы не молчать, и снова откусил кусок. — Я сначала думал — в норах, что ли?
— В землянках, — грустно ответила девчонка. — Человек по двадцать в каждой…
— Хм, — сказал новик, чуть было не подавясь. Вообще-то они в войском доме тоже спали все вповалку в одной горнице, и только Старые жили в отдельном доме в два яруса. Да ещё в другом доме, длинном, по самый князёк засыпанном землёй — шептались, что первый наставник здесь был из урманских земель, вот он построил такой дом, на свой, северный, лад — жили семеро воев, помогающих Старым в наставлениях. Только одно дело — два десятка молодых парней, почти что и мальчишек ещё… а другое — несколько взрослых семей… хоть даже и родня друг другу… родовичи.
Поспешно дожевал остатки пирога, допил сбитень.
— Воля богов да будет над этой кровлей, — сказал он, кланяясь. — И тебе благо дарю, дева Краса…
Она невольно покраснела — такими словами с ней ещё никто и никогда не говорил. Сварливость и неприязнь в её взгляде таяли на глазах.
