Сергей Малицкий - Оправа для бездны
Глава 1
Дочь трактирщика
Айра лежала на узком парапете и едва сдерживалась, чтобы не зарычать от отчаяния: только что путь к бегству казался открытым, и вот она вновь в ловушке. Одно лишь оставляло надежду – ее возможный преследователь, скорее всего, еще не догадался, что за дичь зацепили его силки и уж тем более – где она затаилась. Может быть, шальная птица залетела в окна храма или бездомная собака забрела в открытые настежь ворота? Хотя ни единого зверя или птицы, кроме лошадей в упряжи, Айра не встретила на улицах чужого города или в небе над ним. Так что некому теребить колдовские ловушки, кроме обезумевшего от собственной наглости воришки. Впрочем, не рыночной ли воровкой и была она сама несколько лет назад? Так ведь никогда не хваталась за чужое добро, если чувствовала ворожбу на нем. Как же теперь оплошала? Не потому ли, что не за чужим пришла, а за собственным, пусть даже и вернуть его не смогла? Что же теперь делать? Замереть в неподвижности или теребить паутину, чтобы выманить из темного угла ее плетельщика? Вот они, невидимые нити, свисающие с высоты: тронь любую – и дорожка к смертному столбу открыта. И пролегать эта дорожка будет через пыточную, чего уж гадать. Знал ли об этом отец, когда предупреждал ее? Точно знал. И не предупреждал он ее, а остерегал, потому как успел изучить собственную дочь и понимал: не отступит она никогда и ни за что. Или на это как раз и рассчитывал?
Айра, успокаивая дыхание, закрыла глаза. Все равно почти кромешная тьма стояла вокруг. Теперь главным было – переждать, а для этого лучше всего пересыпать в памяти все произошедшее в последние дни, а то и недели, потому как гадай не гадай, а разгадка всего – в них. Не верил случайностям Яриг, значит, и она не должна верить, если собирается выпутаться из сплетенной чужим колдовством сети. Как же все это началось?
Словно в последний путь собирался отец в первый осенний месяц. Торопливым стал, задумчивым, сгорбился, будто тяжкий груз на плечи принял. С тысячью дел разобраться пытался, точно кудель времени распутать задумал, узлы развязать, оборванные концы стянуть накрепко. Куда только его степенность и обстоятельность девались? Впрочем, не то странным казалось, что спешил Яриг, хотя едва не спотыкался от усердия, – вся Дешта сквозь внешний испуг и оцепенение который год гудела, как разоренный улей; другое удивляло: неужели помирать собрался – уж больно старательно дорожку заметал за собой? Годов отца Айра не знала и спрашивать о них не решалась, но рановато было в прошлом скирскому, а ныне дештскому трактирщику в старики записываться. Или тайная болезнь его угнетала? Так ни отзвука не проявлялось, ни намека на недуг! Да и не походил отец на больного! О том покрепче задуматься стоило, да времени на раздумья не удавалось выкроить. Почти каждая Яригова забота Айру тем или иным концом цепляла: этого гостя запомни, этому сама покажись, об этом нужные слова выучи, то сочти, это додумай. Не во всякую ночь удавалось уснуть. В хлопотах она порой забывать стала, что уж два с половиной года минуло, как рассеялась пелена, да иной мрак сгустился, и над Дештой властвует не конг всесильного Скира, а наместник правителя Суррары Заха. Что стоят на воротах города не широкоплечие нагловатые сайды, а низкорослые риссы с пустыми лицами, с блестящими метками на лбах. Что предчувствие ужаса поселилось на древних улицах, что заполонили город испуганные беженцы с запада, чьи королевства поглотили орды хеннов, которые встали за полноводной Лемегой и неизвестно чего ждут: то ли к новым властителям Дешты приглядываются, то ли силу кровавую множат, то ли к оживающим мертвецам, тысячами входящим в быстрые воды, привыкают…
Так весь месяц красень минул, а как моросень начался, Яриг вдруг словно стылыми дождями охладился. Остановился, замер, задумался, гостей зазывать перестал. В пару дней все заботы на приказчиков скинул. Айра только-только отоспаться успела, когда ранним утром растолкал ее отец, без лишних слов усадил на подводу и самолично погнал крепкую лошаденку сквозь промозглое марево на юг: мимо отравленного нечистью храма Сето, через покинутые лесным народом бальские чащи прямо в неведомую Суррару. И потянулся долгий путь, словно путаная рыбацкая бечева с камнями и тиной из пучины, и не через годы на куски распадаться начал, а тут же, по прошествии: будто несла жизнь Айру не по равнинной реке, а по горной – от порога к порогу.
Вот замер недвижимо, почти умер бальский лес. На долгие дни пути раскинулся, а словно одним днем мимо глаз пролетел. Тенью промчался, как те редкие, не порубленные дозорами мертвецы, что брели по лесной дороге жалкому обозу навстречу. Вот и думай: то ли лес мертвечиной пропах, то ли это безглазые древесным гнильем смердят да суставами скрипят, как сухостоем. Если и не умер лес, так точно в забытье неслышное канул. Даже шелест опадающей листвы его натужным казался, когда не по-осеннему робкий ветер проносился тропами да просветами, шевелил верхушки лесных великанов. Птицы примолкли. Зверье попряталось. А на южном избытке некогда заповедных чащ покосились, просели на заросшем сосняком косогоре у начала кочковатой равнины сторожевые башни, словно только сила сгинувших бальских колдунов служила им опорой. Мокли покинутые укрепления под мелким дождем, никого не защищая, никого не останавливая.
– Вот здесь она и пролегала, граница! – с невеселой усмешкой оглянулся Яриг и потянул с лица повязку. Заискрился, заблестел колдовским огнем левый глаз старого хитреца. Только Айра и бровью не повела. Недаром три года не отставала от отца – каждое его слово впитывала, хотя вроде бы и не собирался он ее магическим премудростям учить. Посмеивался да отшучивался, на незнакомом языке с ней заговаривал: потешался, когда пыталась догадаться, что он сказал, довольно хмыкал, когда догадывалась. Так что от кого угодно мог мнимый одноглазый левое око скрывать, только не от родной дочери, самим Арухом – советником скирского конга и послом ужасной Суррары – колдовству обученной. «Самим Арухом?» – насмешливо переспрашивал Яриг и добавлял что-то вроде того: как может глупец учить мудреца или чему может научить брат сестру. «Не родную, не родную!» – успокаивал старик недоумевающую дочь и принимался насвистывать какие-то незнакомые Айре припевки. Что же она следовала за ним, как привязанная? Или не на что было больше сладкую юность да молодость потратить? И что он забыл в таинственной Сурраре? Неужели и впрямь торговлю с ней вяленой рыбой наладить решил? Ко времени ли? – Вот здесь она и пролегала, граница, – повторил уже без улыбки Яриг, спрыгнул с подводы, пахнущей солью и морем, подхватил лошадь под уздцы и потянул на обочину.
