Макс Фрай - Первая линия. Рассказы и истории разных лет
ДРУГИЕ ИСТОРИИ
ОТ АВТОРА
В этой рубрике собраны рассказы и просто короткие тексты, написанные в разные годы, для разных сборников и просто так, потому что захотели быть, а я, как всегда, под рукой. Писать, собственно, имеет смысл только как в первый день творения, с единственным намерением: чтобыбыло(то, чего раньше не было). Все остальные соображения только мешают.
Как и все, опубликованное в настоящем томе, эти тексты имеют все отличительные признаки постмодернистских. Мне известно, насколько противоречивыми смыслами наделяют термин «постмодернизм» даже вполне образованные читатели, поэтому, во избежание путаницы, помещаю здесь фрагмент собственной статьи, написанной для «Азбуки современного искусства», если не ошибаюсь, еще в 2000 году:
Постмодернизм — не «жанр», не «стиль» и, тем более, не «школа», к которой можно «принадлежать». Постмодернизм — это ситуация. Своего рода культурное «бытие», которое действительно «определяет сознание». По крайней мере, сознание художника, помещенного в ситуацию постмодернизма. Поэтому, рассуждая о постмодернизме, следует иметь в виду, что речь идет не о «жанровых канонах» и не об «особенностях стиля», а о некоторых аспектах творческого поведения.
В числе наиболее важных поведенческих аспектов художников-постмодернистов следует назвать «двойное кодирование» (т. е. авторская игра с несколькими разными смыслами, из которых наименее подготовленный зритель / читатель считывает лишь «верхний», самый очевидный и доступный); преодоление разного рода границ и условностей, как жанровых, так и мировоззренческих (по большому счету, речь идет о преодолении тупиковой дуальности «правильно — неправильно» / «хорошо — плохо», а значит — и о попытке выхода за пределы бинарной логики как таковой); ироничность (как один из способов дистанцироваться); прямое и скрытое цитирование; повышенное внимание к знанию контекста (см. «КОНТЕКСТ»).
Термин «постмодернизм» легко расшифровать: «после модернизма». Это верно и хронологически, и по сути: ситуация постмодернизма возникла как реакция на модернизм, как полемика с модернизмом и, в то же время, своего рода подведение итогов и переосмысление. В этом смысле художник-постмодернист похож на ребенка, вдруг получившего наследство от нескольких поколений старших родственников, скончавшихся в один день. Сундуки с драгоценностями, хранившиеся в подвалах фамильных замков, приносят в детскую и отдают в распоряжение нового владельца. Ребенок не то чтобы вовсе не способен оценить доставшееся ему богатство, однако его критерии оценки радикально отличаются от системы ценностей бывших владельцев сокровищ: золотые слитки кажутся ему отличным фундаментом для игрушечного домика, крупный рубин хорош лишь потому, что похож на ягоду, а из ценных бумаг, как выясняется, можно склеить воздушного змея.
Сравнение может показаться некорректным, если считать ребенка заведомо «глупее» взрослого; однако в данном случае важно подчеркнуть, что ребенок «отменяет» традиционные методы использования сокровищ: он не эксплуатирует, а манипулирует; не накопительствует, а играет.
ИГРЫ С НИМ [14]
Давай, — говорит, — играть, будто я умер, а ты еще нет, и вот ты идешь по улице, грустно тебе, пусто тебе, ясно тебе, что теперь так будет всегда, и вдруг — я иду навстречу, как ни в чем не бывало. Что скажешь?
Подставляй, — скажу, — правую щеку. И левую наготове держи.
* * *Давай, — говорит, — играть, будто я — бумага, а ты — ножницы, будто я — камень, а ты — бумага, будто я — ножницы, а ты — камень.
Время пошло, — отвечаю.
* * *Давай, — говорит, — играть, будто мы незнакомы. И ты тогда будешь ходить по улице туда-сюда и не обращать на меня никакого внимания. А я подожду-подожду в сторонке, постою за углом, а потом ка-а-а-ак напрыгну!
Так играем уже, — говорю. — Давно.
КОМЕДИЯ ДЕЛЬ АРТЕ [15]
Оба шута: и Пьеро, весь в посеревшей за день пудре, в синяках от Арлекиновой палки, и сам Арлекин, чей рот перекошен от каждодневных гримас, ладони цветут экземой, а кровь отравлена собственным сарказмом, возносят по вечерам благодарственную молитву.
— Господи! — говорят они тайным дуэтом (каждый у себя, наедине с собою и сам за себя, но одновременно). — Спасибо Тебе, Господи, — твердят они, — что не сотворил меня дурой Коломбиной, у которой нет иной печали, кроме как сделать наконец выбор между двумя никчемными шутами, Пьеро и Арлекином.
ВЕЧЕРНЯЯ ПРОППОВЕДЬ [16]
Мне бы на диване сейчас лежать, книжку читать, яблочком румяным хрупать, сигаретку бы скрутить — голландский табачок, конопляная бумажка, зеленовато-серая, с бледными волоконцами, спички из кафе «Жили-были», с синенькими серными головками — пустячок, а приятно. Так приятно, что к чертям собачьим бы всю эту затею. Лежать бы на диване, глядеть бы в бледную сизую твердь потолка, щуриться бы по-кошачьи, помалкивать бы…
Но ведь не дадут.
Они говорят, я — Герой. И, дескать, поэтому сейчас начнется «самое интересное». Что именно — не разъясняют, только улыбаются нехорошо, да глаза отводят. Говорят, мне понравится, но, похоже, и сами не очень-то в это верят. Но, в любом случае, никуда мне не деться — так они говорят. Мне, надо понимать, крышка.
2. Запрет, усиленный обещаниямиОни говорят: на диване мне теперь лежать никак нельзя. Вроде как, если я улягусь все-таки на диван, мир непременно рухнет. Ну, то есть, не весь обитаемый мир, не того я полета птица, а только мой тутошний, маленький шестнадцатиметровый квадратный мирок. Но уж зато точнехонько мне на макушку обвалится. Фирма гарантирует.
Зато обещают: если я буду держаться от дивана подальше, тогда, дескать, пронесет. Может быть и вовсе ничего не случится. А только появятся на пороге гонцы из Оттуда-Не-Знаю-Откуда с мешком леденцов и пряников для меня.
Скажут: хорошая собака. Скажут: ай, молодца! Скажут: садись, пять. Скажут: вы приняты. Скажут: мы хотим заказать вам…
Да уж. Что, интересно, они могут мне заказать?
И потом, я ненавижу леденцы. А вот пряники — это как раз ничего, могу съесть парочку за чаем…
Но, видит бог, мне неплохо жилось и без пряников.
3. Отлучка СтаршихИ тут, откуда ни возьмись, появляются Старшие. В основном, по званию. Нет, к слову сказать, ничего проще, чем быть старше меня по званию, ибо по званию я — Младший. Нам, Героям, так положено. Это зачем-то нужно, но я не помню, зачем. Надо будет потом почитать, если сказка хорошо закончится…
