Роман Злотников - Путь к Порогу
Первый раз Кай столкнулся с Сэмом на второй день своего пребывания в «Золотой кобыле». Мальчику было приказано вычистить конюшню и вымести двор. Все время, пока он работал, Сэм разгуливал по двору с видом хозяина, ревностно инспектирующего свои владения. Едва Кай, закончив в конюшне, появился с метлой в руках во дворе, Сэм нырнул в конюшню. И сразу вынырнул, сморщив нос. Кай, предчувствуя недоброе, двор вымел тщательно — даже, кряхтя от натуги, повалил плаху для рубки дров и убрал из-под нее многолетнюю труху. Потом, сопровождаемый жгучим взглядом Сэма, вернулся на кухню, где прислуга уже заканчивала завтрак. Но не успел мальчик ополовинить миску кукурузной каши, на кухню с перекошенным от злости лицом влетел Сэм.
— Жрешь?! — заорал он, смахивая на пол миску из-под рук Кая. — Сначала дело сделай, потом жрать садись! Ты чего, брюхо набивать сюда пришел, а? Брюхо набивать, я спрашиваю?!
— Так я же… — изумленно начал Кай, но Сэм не дал ему говорить. На глазах у всех он за ухо выволок мальчика во двор, где швырнул лицом в свежую кучку «конских яблок».
Служанки, выкатившиеся на крыльцо, зашушукались. А торговец, только что въехавший во двор и теперь распрягавший нагруженного тюками с поклажей толстого рыжего мерина, весело заржал.
Так и повелось с тех поросли Сэм не шлялся по деревне и окрестностям, навещая вдовушек, которые принимали его, когда ему удавалось раздобыть монетку-другую, или не подсматривал за бабами, полощущими в ручье белье (что тоже было одним из его излюбленных занятий), Каю приходилось держать ухо востро. Но все равно не было ни одного случая, чтобы Сэм не нашел к чему придраться. И каждая медяшка, достававшаяся мальчику от расщедрившегося посетителя, по установленному с первого дня порядку, шла в карман Сэму. Кроме Кая сын хозяина харчевни грабил только старого Джека да иногда — глупую Лыбку.
Кай никак не мог понять причин странной ненависти Сэма. Был бы Сэм сопливым пацаном, как те, деревенские, он бы видел в таком к себе отношении привычное неприятие чужака. Но Сэм не был пацаном, которому можно дать сдачи, он был взрослым мужчиной — на его подбородке уже вилась редкая, совсем прозрачная бородка. Мужики и бабы из Лысых Холмов никогда не шпыняли Кая, они даже редко замечали его. Но Сэм…
Впрочем, время шло, и к зловредному сыну Жирного Карла Кай тоже привык. Получая очередную взбучку, он вставал, отряхивался и шел дальше — выполнять бесконечные поручения. И вот то, что мальчик никогда не плакал, никогда никому не жаловался, воспринимая приставания парня как нечто хоть и неприятное, но естественное, вроде снега или дождя, кажется, бесило Сэма больше всего. Когда долговязый переросток лютовал больше обычного, Кай просто старался пореже встречаться с ним и постепенно усвоил привычку: выходя из кухни, из конюшни или откуда-то еще, принимаясь за какую-либо работу, сначала оглядеться и уяснить — не попадется ли ему по дороге паскудный сын хозяина. Так некоторые, высовывая руку в окно, определяют, какая на дворе погода.
Миновало лето, отстучала дождями по черепичной крыше «Кобылы» скоротечная осень, пришла зима. Зимой работы стало поменьше — люди-то предпочитают путешествовать в теплое время, когда каждый кустик ночевать пускает, а зимой… А ну как ночь застанет в промерзшем лесу или посреди заснеженного поля? Заснешь в одном мире, а проснешься — в другом.
Основным занятием Кая от осени до весны стала заготовка дров. Отапливать такую громадину, как двухэтажная харчевня, было непросто. Сначала он на худой кобылке Игорке ездил в лес с глухонемым Джеком, а ближе к весне окреп настолько, что его отпускали одного. Каю пошел тринадцатый год.
А когда стаял снег, когда солнце разбудило землю, Кай вдруг ненадолго очнулся. Будто треснула, словно панцирь льда на реке, невидимая раковина, закрывавшая его от внешнего мира.
«Еще один год, — сказал он себе. — Еще один год, и кончится эта дрянная жизнь. Начнется новая. Начнется долгий путь к Северной Крепости…»
С наступлением тепла Жирный Карл все так же отпускал Кая в лес. Уже не только за дровами. Лок — охотник, обычно доставлявший Карлу дичь, — что-то давно не появлялся в «Золотой кобыле». Может, задрал его в зимнем лесу оголодавший зверь, а может, сам Лок подался в другие края в поисках лучшей доли. Кай освоил нехитрую науку ловли птиц при помощи силков и теперь большую часть времени проводил в лесу. Надо ли говорить, что такое положение вещей ему очень нравилось. И не только ему — Карл тоже был доволен. Почти каждый день пропадая в лесу, дичи Кай приносил немало, и она доставалась хозяину «Золотой кобылы» совершенно бесплатно.
А в середине лета неожиданно объявился Лок. Охотник пришел не один.
* * *Кай рубил дрова во дворе — он все чаще и чаще делал это вместо дряхлого Джека. А Сэм сидел на крыльце, с угрюмой задумчивостью ковыряя брезгливую нижнюю губу. Вдруг Сэм насторожился. А через несколько мгновений и Кай опустил топор, услышав дробный перестук конских копыт.
К «Золотой кобыле» приближался небольшой отряд всадников. Такое количество гостей было необычным для захолустной харчевни и, следовательно, сулило немалый барыш. Сэм шмыгнул к воротам, глянул в щель, охнул и опрометью кинулся в харчевню, откуда уже через минуту показался сам Карл в накинутой на плечи чистой белой рубахе, вытирая волосатые здоровенные ручищи передником.
— Чего стоишь?! — зашипел Сэм на Кая. — Отпирай! Мальчик, бросив топор, кинулся к воротам, куда уже требовательно колотили в несколько кулаков. С трудом отбросил большой засов и поволок в сторону одну из створок ворот. За вторую створку взялся Сэм, которого отправил ему на помощь Жирный Карл.
Когда кони приезжих вступили во двор таверны, Сэм не смог удержаться от негромкого восклицания:
— Великие боги!..
А у Кая так и вообще не нашлось слов.
Первым въехал всадник на рослом скакуне, покрытом длинной попоной. Гордо вскинутая голова всадника увенчивалась остроугольным шлемом, спину покрывал желтый плащ с вышитой оскаленной львиной мордой. Щит с таким же гербом был приторочен к седлу. По обе стороны пояса воина висели в золоченых ножнах короткие мечи, а на груди сверкала походная кираса, плечи которой украшали пучки красно-желтых прядей, должно быть срезанных с гривы самого настоящего льва.
«Вот это рыцарь!.. — пролетела в голове Кая восхищенная мысль. — Наверное, не меньше чем граф. Да какой там граф! Барон! А то и — герцог. А может быть…»
Однако всадник, въехавший следом, оказался еще ослепительней первого. Был он облачен в сияющий боевой доспех, нисколько не запыленный. Плащ с гербом ниспадал с его плеч на конский круп. Длинный меч в узорчатых ножнах был приторочен поперек седла, массивная рукоять с навершием в виде зубастой башки виверны сияла на солнце, а шлем рыцаря являл собой нечто совсем невообразимое: будто отрубленную львиную голову облили толстым слоем самого настоящего золота и сильным колдовством придали невиданную прочность. Грубое бородатое лицо надменно смотрело прямо перед собой меж разверстых зубастых львиных челюстей.
