Марина Ефиминюк - Ловец Душ
Я, усомнившись в собственном трезвом рассудке, сначала продолжала рассматривать каменные стены, затем постучала по холодной кладке, пытаясь обнаружить потайную дверцу, куда мог спрятаться старый прощелыга. В этот момент вой, одуряющий лисиный вой взорвал мёртвую тишину. Он накрыл коридоры и спальни оглушающей волной, в клочья разорвал ночной покой. Я закрыла уши ладонями и едва не упала на пол от бессилия. Свеча потухла от порыва ветра. Холод и темнота сковали моё тело, когда страшный вопль стих. Я вдруг поняла, что уже слышала этот странный вибрирующий звук. Он казался знакомым и пробирал до костей, так могло реветь лишь одно известное мне животное – дракон.
– Денис, поднимайся! – Я фурией ворвалась в комнату Давидыва.
Тот с трудом поднял голову в чепце, завязанном под подбородком огромным бантом, повёл носом, а потом снова зарылся в подушку.
– Денис! – Я тряхнула его за плечо.
Даже спросонья тот отреагировал моментально: схватил меня за руку, и уже через секунду я лежала под его горячим телом на тёплой мягкой перине.
– С ума сошёл?! – заорала я, скидывая его с себя, и арбалетным болтом слетела с кровати.
– А? – Давидыв подслеповато прищурился и широко зевнул. – А, это ты, Фгол! Пготсти бгат, пгивычка! – Он сладко накрылся с головой.
– Давидыв! Очнись! – уже зашипела я. – Мне нужна твоя помощь! Мы должны проверить комнату Михалыча, пока он по замку бродит!
Мой подельник посмотрел на меня бессмысленным взглядом, а потом пробурчал:
– А я тебе зачем? Из нас двоих ты пгофессиональный вог!
– На стрёме постоишь! – прошипела я со злостью, все ещё вспоминая его горячее дыхание на своём лице и душную темноту под одеялом.
Он полежал ровно секунду и поднялся, уже окончательно проснувшись.
Мы прошли по коридору к комнате Александра Михайловича. Давидыв высоко задрал канделябр, освещая путь. Его огромный чепец, отороченный немским кружевом, отбрасывал уродливую тень, из-под широкой рубахи торчали кривые волосатые ноги, обутые в женские туфли.
– Стой здесь! – шикнула я, отбирая у него канделябр. – Задержишь Михалыча, если что!
И пока он не успел прочитать мне вполне заслуженную отповедь, скользнула в спальню ясноокого. Она оказалась маленькой, тёмной и холодной. Давно не топленный камин оскалился чёрной пастью, пыльный балдахин над кроватью покачивался от сквозняка. Рядом с занавешенным окном стоял огромный письменный стол, я кинулась к нему, как утопающий к плывущей доске. Открывала ящики, заваленные бумагами, какими-то книгами и чертежами. Потом повыше подняла свечи, и вдруг поняла, что смотрю на рисунок до боли знакомого пейзажа. Я зябко поёжилась. Набросок, выполненный твёрдыми резкими штрихами, не мог заключить в себе ужаса гнилых болот, но очень точно отражал их сумрак и тоску. Те же корявые деревья, заросшие толстым слоем чёрного мха, зыбкая гладь чёрного озерца, тростник, растущий по берегам. Трясущейся рукой я вытащила из-под груды листов новый рисунок. Это место было невозможно перепутать ни с каким иным. Замок Мальи выжигал в памяти отвратительный рубец, заставляя по ночам сжиматься от ужаса. На тонкий пергамент упала восковая капля, оставляя круглое пятно. Я как ошпаренная отпрянула от стола, свеча потухла, оставив лишь горьковатый дымок. Александр Михайлович бывал в замке Мальи, совершенно точно: у него вторая часть Ловца! Мне оставалось лишь следить за нашим подозреваемым, поджидая, когда он выдаст себя вместе с лысой макушкой. Не сомневаюсь, он уже догадался, что мы здесь не случайно.
Я выскочила в коридор и услышала странный сдавленный стон и далёкий грохот, как будто приглушённый стенами.
– Давидыв, – тихо позвала я, оглядывая пустой коридор.
Денис самым подлым образом исчез.
– Давидыв! – Я осторожно постучала по противоложной стене. Откуда-то издалека из-за каменной кладки раздался болезненный вопль. Я перевела дыхание. Похоже, мой спутник, сам того не желая, нашёл потайную комнату и свалился в открывшийся проход. Только как его самого теперь найти?
– Денис, – погромче позвала я. – Как ты дверь открыл?
– По-мо-ги-те! – орали внизу, не слыша меня.
Я воровато огляделась, оставаться одной в холодной темноте старого замка, наполненного непонятными существами и потайными комнатами, было жутковато.
– Денис! – снова позвала я и от отчаянья опёрлась на стену. Та беззвучно дёрнулась, а через секунду передо мной открылся беспросветный провал. – Денис! – крикнула я в черноту.
– Я здесь, – простонал он в ответ совсем близко. – Я, кажется, ногу сломал!
– Ничего не видно, – отозвалась я, и, сделав шаг, едва не оступилась на крутой каменной лестнице. – Ты где?
– Здесь, внизу, – отозвался приятель. – Я не могу подняться!
– Черт! – ругнулась я. Похоже, теперь мы застряли в этом замке надолго.
Пропущу описание того, как я вытаскивала пострадавшего из тайного бункера, на поверку оказавшегося обыкновенной кладовкой. Я так громко материлась и покрывала ругательствами весь окружающий мир, что разбудила всех немногочисленных жителей замка. Кстати, среди всех прочих, прибежавших на мои стенания и вопли Дениса, оказался и Александр Михайлович, будь он неладен, в умильном спальном колпаке. Пришлось соврать, что моя сестра Тома рухнула с высокой кровати и повредила ногу. В такую чушь, естественно, никто не поверил, но все сострадали от всей души, пообещав вызвать лекаря из деревни.
Утром несчастный Давидыв, синюшный и измученный болью, уложил опухшую ногу на пирамиду из подушек и тихо охал. Когда разодетая в очередной графский костюмчик я вошла в его спальню, он застонал ещё громче.
– Наташа, умигаю! Эта боль! Боже, за что мне такие мучения, глаз ночью не сомкнул! Мне бы обезболивающего!
– Бражки? – не задумываясь, предложила я, без интереса глядя в окно на пустынный неухоженный задний двор. Тёмные покосившиеся сараи, обездоленные людские казались нежилыми и заброшенными в течение многих лет. В соседней башне из узкого высокого окна через разбитое стекло развевалась старая оборванная занавесь.
Давидыв тихо прошептал:
– Лучше погтвейна, котогый вы вчера с ггафом пили!
Я растянула губы в кривой усмешке.
В гостиной, где мы провели вчерашний вечер, я наткнулась на Евсея. Он стоял, облокотившись на широкий подоконник, и с мукой на лице рассматривал что-то в окне. Честно говоря, я не ожидала увидеть его и встрече нашей вовсе не обрадовалась. Он поднял на меня чистые голубые глаза и вдруг как-то нехорошо хмыкнул.
Я в нерешительности остановилась на пороге.
– Что же вы, Фрол, встали в дверях? Проходите – он широким жестом пригласил меня внутрь.
Я не сдвинулась с места, пытаясь разгадать, какую игру он затеял. – Вы ведь видели её? – кивнул он. Я непроизвольно вытянулась и глянула в окно выходящее как раз к главным воротам замка. Створки оказались приоткрыты. Через них просматривались крутые берега Быстрянки, а в проходе в лёгком платье, накрывшись лишь тоненькой шалью, стояла Соня. Что-то в её фигуре было трогательное, одинокое и печальное, какая-то огромная тоска. Её длинными тёмными волосами играл ветер и плотно натягивал ткань платья на высокой груди, но девушка не шевелилась и заворожённо смотрела на замерзающие воды реки, видневшиеся из-за голых кустов.
