Александр Прозоров - Всадники ночи
— Конечно, — кивнул Зверев и провел рукой, изобразив в воздухе линию с одиночным всплеском.
— Ты знаешь, что такое математические графики? Ах да, я забыла. — Она откинулась в кресле. — Ты же колдун!
— Энциклопедия загружена, — прервал ее голос из пульта.
— Что же, попробуем, — почесал подбородок князь. — Горби, выдай информацию по Ивану Грозному!
— Какому именно? — Перед молодым человеком повисли два похожих на иконы портрета с надписями «Иоанн III Грозный (Васильевич)[7]», «Иоанн IV Грозный (Васильевич)».
— Оба не похожи, — хмыкнул Андрей. — Какой же тогда?
— А ты что, с ними знаком? Им же почти полторы тысячи лет!
— Конечно, знаком, Люба. Я же колдун.
— Извини за глупый вопрос. — В голосе космонавтки появились ехидные нотки. — Вырвалось.
— Мой, мой, мой… Мой — более поздний.
— Просто ткни в него пальцем, колдун.
— Ага…
От прикосновения изображение Ивана Четвертого рассыпалось, расслоилось на добрых полторы сотни пластинок с фотографиями, картинами, гравюрами и даже бегающими фигурками. Наверное, кинохроникой. Но на первом плане был обычный печатный текст. Андрей наклонился вперед, интересуясь датами жизни.
— Иван Четвертый Грозный, годы жизни: тысяча пятьсот тридцатый, тысяча пятьсот девяносто пятый по юлианскому летоисчислению, отец Ивана Ивановича Мудрого, государь и великий князь, первый царь в истории России… Оп-пань-ки. А мне казалось, своего сына он убил…[8]
— Склероз, господин колдун, склероз. От него, увы, заговоры не помогают.
— Горби, дай информацию о самых опасных врагах Ивана Четвертого, — не обратил внимания на подколку Андрей.
Воздух над пультом зарябил, после чего рассыпался на тонкие пластины.
Первым на него искоса смотрел Стефан Баторий — личность для князя совершенно неизвестная. Зверев хмыкнул, ткнул в него пальцем, прочитал по диагонали статью:
— Вассал Османской империи, трансильванский князь. Естественно, он турецкий раб, коли в турецкой провинции прислуживает! В тысяча пятьсот семьдесят шестом году османский султан назначил его королем Речи Посполитой. По приказу Высокой Порты с семьдесят девятого по восемьдесят второй годы развязал две войны против России и герцога Магнуса, но был разгромлен, по Ям-Запольскому миру отказался от всех завоеваний. Что еще за герцог Магнус? Не помню такого. Горби, дай информацию по герцогу Магнусу! — Воздух моргнул, и справа, немного выше княжеской головы, открылась новая страница. — Герцог Магнус, датский принц, король Ливонский с семидесятого года. Жил с сорокового по восемьдесят третий год, принес клятву вассальной верности русским царям. Откуда он взялся? Так, что тут написано? А-а… После начала Ливонской войны Иоанн Грозный столкнулся с тем, что прибалтийские земли, не имеющие с центром иной связи, кроме как по морю, не представляют для России никакой ценности. Русский торговый грузооборот перенаправить в прибалтийские порты было невозможно, разоренные земли не обещали никакого дохода в казну, в то же время защита этого неудобного приобретения требовала значительных расходов. В сложившейся ситуации царь решил передать эти земли в чужие, но дружественные руки. Выбор пал на датского принца Магнуса. Иоанн рассчитывал, что этот его ставленник сможет привлечь для обороны своего королевства Данию и шведских наемников.
— Я чего-то не поняла, — опять напомнила о себе космонавтка. — Насколько я помню школьную историю, все эти места находятся на одном континенте. Значит, там должны быть дороги.
— Пока не изобрели железные дороги, красавица, ездить по проселкам можно было только на телеге или верхом, — не поворачиваясь, ответил Андрей. — На телеге много товара не увезешь, товар возят на кораблях. Все северные русские реки текут или в Новгород, или в Архангельск. В Прибалтику рек нет. Значит, нет и дорог. Отрезанный ломоть, пусть и на общей суше. Верхом проехать можно, но таскать грузы нерентабельно. Горби, закрой страницу Батория. С ним все ясно, Лютобор про него черт-те когда все точно предсказал. Магнуса тоже закрой, он союзник. Кто у нас там следующий? О-о, князь Курбский! Кажется, я его в Кремле встречал.
— Когда? — уточнила космонавтка.
— Да года два назад, недавно, — не задумываясь, ответил Зверев и продолжил чтение. — Князь Курбский Андрей Михайлович жил с двадцать восьмого по восемьдесят третий годы. В России — символ предательства и вероломства вплоть до свержения монархии. Предположительно в шестидесятом году изменил царю, продавшись за деньги польской короне. В августе шестьдесят второго года, лично командуя под Невелем пятнадцатитысячным корпусом, подставил русские полки под огонь польских пушек. Армия оказалась истреблена четырехтысячным отрядом поляков. В шестьдесят третьем году назначен воеводой в Юрьев. Там к нему обратился граф Арц с предложением передать русским шведский замок Гельмет. Курбский передал союзника полякам, и Арц был колесован. Пробыв год на воеводстве в Юрьеве, Курбский тридцатого апреля шестьдесят четвертого года бежал в Польшу, оставив царю на попечение свою беременную жену. Находясь в Польше, активно участвовал в русофобской пропагандистской кампании, обращался к королям разных стран с предложением уничтожить Россию и предлагал для этого свои услуги. Зная систему русской обороны на западных рубежах, многократно приводил на русские земли литовские и польские войска. Хорошо зная местность и маршруты выдвижения обороняющихся частей, устраивал засады на русские отряды, истреблял людей. Лично виновен в уничтожении примерно семидесяти тысяч человек. Признавая выдающиеся успехи в развитии России, приписывал себе и некой «Избранной Раде» авторство проводимых реформ. Однако несмотря, на все старания историков ни делопроизводства подобного органа, ни какого-либо упоминания о его существовании в летописях обнаружить не удалось. Называл себя законным наследником русского престола… Вот с-сука! Попадется — придушу гаденыша. В сортире утоплю!
— Он умер давно, колдун.
— От меня и мертвый не уйдет, — зловеще пообещал молодой человек и махнул рукой: — Закрой Курбского, Горби. Кто у нас там следующий? О-о, старый знакомый! Князь Старицкий, Владимир Андреевич! Ни хрена себе! Родился в тридцать третьем, а в тридцать седьмом уже в мятеже замешан! Вот она, акселерация… Та-ак, мятеж подавлен, для карапуза все обошлось… Попытка покушения на государя в сорок седьмом — не доказана, в сорок девятом — не доказана. Измена в пятьдесят третьем — прощен; попытка переворота в шестьдесят третьем — прощен;[9] измена и попытка отравить царя в шестьдесят девятом… Покончил собой. Понятно. Чего-то такого я от его биографии и ожидал. Странно только, что князь Курбский опаснее царского брата оказался. Закрывай Старицкого, Горби. Так, кто у нас следующий? Ох, ничего себе! Михайло Воротынский!
