Иар Эльтеррус - Витой Посох. Хроники Севера
И от полярного восхода
Вернутся снова три народа.
Предсказание ЛорныОкончательно оправившись от болезни, Лерика наверстывала упущенное, и если бы только в обучении. Пшеничные волосы девчонки мелькали то тут, то там, над порослью высоких трав в центре долины вдоль ручья, ее смех отдавался в скалах, окружающих поселок со всех сторон, а тонкие ноги усердно протаптывали новые пути на этой земле. Порой казалось, что непоседа была везде. Пожилые люди укоризненно покачивали головами — куда смотрят родители и наставница, негоже дочери почтенных родителей и будущей ведающей вести себя как последней пацанке. Родители иногда пытались утихомирить дочь, а наставница, сама еще не очень-то старая, хотя и журила порой, но чаще улыбалась — успеет еще насидеться.
В один из летних вечеров, после занятий у наставницы, Лерика бродила по берегу моря. Там попадалось множество интересных раковин и обточенных прибоем камней, а изредка встречались совсем уж странные вещи. Например, в прошлом году она нашла кусок очень старого ожерелья с несколькими сохранившимися самоцветными камнями, правда, огранка камней была почти стерта песком, но можно было представить, как они выглядели на какой-нибудь древней царице или жрице. На побережье ходили легенды о затопленных городах под водой, но кто и когда в них обитал, в памяти народа не сохранилось. Тогда свою находку родителям она не показала, да и наставница посоветовала ее спрятать и никому не рассказывать. Похвастаться, конечно, хотелось, но наставница ничего просто так не говорит, и Лерика смирилась, глубоко закопав находку около одного из каменных столбов ограды, окружавшей родительский дом.
В тот день других местных ребятишек на берегу не оказалось, видимо, все были заняты по хозяйству, зато появился новичок — худой задумчивый подросток ненамного старше самой девочки, но почти на голову выше. Он тоже бродил по берегу, иногда что-то выковыривая из песка носком сапога и что-то шепча себе под нос. Судя по обуви, мальчишка являлся аристократом, поскольку почти новые сапоги были сшиты по его ноге.
Родители Лерики имели фамилию ло’Эрди и формально тоже считались аристократами, но титула не имели, а своего благополучия добились за счет мастерской по пошиву кожаных изделий, поэтому в коже девочка разбиралась.
В мастерской шились накидки, штаны и даже плащи из шкур морского зверя, а из шкур овец и редких пушных зверей шилась теплая одежда. Также из рук мастеров выходили пояса, сумки, бурдюки, упряжь на хранов[9] и многое другое. Семья Лерики считалась зажиточной и давала работу нескольким десяткам мастеровых.
Лерика быстро познакомилась с мальчиком. Оказалось, что зовут его Халег и он младший сын самого графа ло’Айри, который приехал погостить на несколько дней к соседу — местному барону ло’Ринди. Мальчика совсем не пугало, что от поселения, где жил барон, он забрел мили на три, а то и больше.
— Неужели отец тебя не выпорет за то, что ты ушел так далеко один? — с удивлением спросила девочка.
На ее памяти братьев пороли нещадно лет до пятнадцати, а кое за что и позже.
— Нет, — немного удивившись, ответил тот. — Отец знает, что со мной ничего не случится. Хотя… — Халег вздохнул, — все равно иногда беспокоится.
— И не порет? — уточнила Лерика.
— Нет, никогда. А зачем? Я же все понимаю и к тому же лучше него чувствую опасность! — По губам Халега скользнула легкая торжествующая улыбка.
Ученица ведающей поняла, что тот втайне гордится своей способностью, хотя и скрывает это, чтобы не казаться слишком самоуверенным и не демонстрировать превосходства. Почему-то это сразу в нем понравилось Лерике. И вообще, когда они разговорились, виконт оказался вполне обычным мальчиком, только что-то грызло его изнутри, какая-то мысль не давала покоя. В этот день они успели поговорить о многом: об изменчивых морских течениях, о подводных рифах, на которых живут странные моллюски, о внезапных восточных бурях, о разнице в камешках на берегу ручья и моря, о том, как удержаться на скользких от туманов скалах, и еще о тысяче важных вещей.
Только упоминание о зимних штормах вызвало у девочки зябкую дрожь и что-то необычное искрой мелькнуло в ее глазах. Халег заметил это, но Лерика не сказала ничего, а значит, спрашивать не следовало. Это был неписаный этикет: не говорят — не спрашивай, если тебя просто мучает любопытство, а веской причины нет. Разговаривать с новой приятельницей оказалось легко, не то что с девчонками из их поселка, у тех всегда были какие-то дурацкие секреты, куклы, тряпки, ни о чем действительно интересном поговорить с ними было невозможно. Правда, Лерика один раз упомянула, что она — ученица ведающей. Возможно, именно это сказалось на ее интересах? Юный виконт не знал, но девочка ему сразу понравилась. В результате они заболтались на берегу почти до темноты, когда в тихо плещущемся о берег море отсвечивает угасающее небо.
Первой вспомнила, что пора возвращаться к наставнице, Лерика. Халег вздохнул, он мог бы задержаться и еще, хотя новая приятельница была права — надо идти домой, то есть к отцу, чтобы тот не беспокоился лишний раз. Попрощавшись, они расстались, уговорившись встретиться завтра у этих же скал ближе к вечеру, когда девочка освободится от занятий.
Вернувшись в полуземлянку наставницы и присев к печурке, на которой закипал котелок ароматного чая с травами и ягодами, Лерика стала греть руки у приоткрытой дверцы.
— Ну и с кем ты сегодня гуляла, дочка? — поинтересовалась ведающая.
— С Халегом, матушка.
— Сыном графа ло’Айри? Хороший мальчик, но немного странный, какой-то нездешний… — проронила наставница.
Лерика про себя удивилась, почему та так отозвалась о Халеге. Долго размышляла, но расспрашивать не стала.
Поздней осенью в домишке пожилой ведающей, находящемся в нескольких днях пути к северо-западу от Архенарской гряды, маленькая темноволосая девочка старательно выводила буквы. Иногда, отрываясь от полоски светлой коры и глядя на пламя свечи, она что-то тихо нашептывала себе под нос, встряхивала короткими волосами, покачивала головой и снова бралась за перо.
— Что ты там пишешь, деточка? — обратилась к ней женщина, занимавшаяся стряпней в другом углу комнаты при тусклом свете масляной лампы — свечи даже она использовала только для письма и чтения.
— Историю, матушка! — откликнулась девчушка, подняв голову.
На ее худеньком светлокожем лице выделялись огромные, широко открытые темные глаза.
— И о чем же история? — ласково поинтересовалась ведающая.
