Александр Прозоров - Земля Мертвых
— Ну и гад же ты после этого, — высказался кто-то из ливонцев и презрительно сплюнул на землю. — Наших друзей расстреливают, как куропаток, а ты в кустах отсидеться хочешь.
— Нет, а правда, — неожиданно поддержали Немеровского из-за спин впереди стоящих. — Мы тут чужие. Какого лешего нам в местные дрязги ввязываться?
— А какого лешего ты, вообще, тут оказался? — удивился, завертев головой, тихий школьный учитель Сергей Малохин. — Мы тут все по несколько лет учились на мечах рубиться, на топорах, на алебардах. А как умение в деле понадобилось — так сразу: «Не наше дело», — пискляво передразнил он. — Короче, плыть надо, да бить этих уродов по мордасам, пока не поймут, как вести себя на русской земле положено.
— А стрелу в брюхо схлопотать тебе хочется? А мне нет!
— Тихо! — вскинул Росин ладони над головой. Он оглядел собравшихся вокруг людей и внезапно почувствовал, что именно сейчас, в эти минуты решается — станут они все единым целым, или вскоре расползутся аморфным стадом по окрестным лесам. Дело шло вовсе не о поганой островной крепостице и засевших в ней придурках, расстрелявших мирный корабль. Решался вопрос о том, готовы ли эти люди до конца стоять друг за друга, рисковать своей жизнью ради своего товарища, сражаться за общее право на существование.
— Тихо, — повторил Росин, слегка понизив тон. — Хочу напомнить всем, что мы не дома. Какая-то нечистая сила закинула нас в тысяча пятьсот пятьдесят второй год. Всего полвека назад Колумб открыл Америку, и сейчас испанцы покоряют инков и ацтеков, а англичане раздают индейцам зараженные оспой одеяла и детские игрушки. Испанцы со дня на день начнут душить революцию в Голландии, вырезая по сотне людей в день, а Карл Девятый еще только задумывает Варфоломеевскую ночь. Это шестнадцатый век. Здесь нет тихих обывателей и мирного населения. Здесь есть только воины и рабы. Если кто-то хочет стать рабом: пожалуйста. Я не держу никого. Рабы нужны везде. Идите в любую деревню, спросите, где живет их барин и проситесь в крепостные. Конечно, он будет драть вас кнутом за малейшую провинность и трахать вашу жену и дочерей просто ради развлечения, но зато вам не придется ни с кем сражаться. В худшем случае вас перепродадут другому барину или возьмут в качестве добычи, и тогда пороть вас и трахать ваших женщин будет другой хозяин. А если не хотите — идите, и докажите свое право оставаться свободным человеком!
— Какого рожна на стены-то лезть? — пожал плечами Юшкин. — Сядем здесь. А если кто-то попытается выгнать, вот тогда и покажем, кто на что способен.
— Где ты сядешь? Где? — крутанулся к нему мастер. — Шестнадцатый век на дворе, не восьмой. Это до десятого века ты еще мог придти на эти земли, сказать, что ты царь. А сейчас это Московская Русь! Земли все посчитаны и хозяев имеют, каждый человек в церковной книге записан, каждый стрелец или казак — в реестр. Никто сейчас не позволит сотне вооруженных воинов здесь долго и безнаказанно бродить. На нас, небось, уже поместное ополчение собирают. Забыли, следы лошадиные вокруг лагеря? Или о том, как все деревни по дороге о нашем подходе предупреждены оказывались? Мы уже «под колпаком».
— Ну, можно объяснить, что свои…
— Какой ты свой, Юшкин? — покачал головой Росин. — Где родился, откуда пришел? Нет здесь таких! Короче: единственный путь для нас — на остров. Туда к нам и местное ополчение незаметно не доберется, и хозяев у этой земли нет. Там нас никто не тронет. Хоть время выиграем осмотреться.
— А почему ты думаешь, что нас никто не тронет, мастер? — с подозрением поинтересовался Матохин.
— Очень просто: какой русский стал бы стрелять по своим, услышав знакомую речь? — тихо и спокойно объяснил Костя. — Нет, Сережа, там, на Котлине, на исконной русской земле сидят какие-то нерусские уроды, и по нам же стреляют. И если мы их оттуда попрем, нам никто слова худого не скажет. К тому же, насколько я помню, половина острова там заболочена, а половина — нет. Там лес есть, дичь, грибы. Огород можно разбить. В общем, прокормимся. Так как мужики, что скажете?
Участники фестиваля несколько подравнялись в настроении. Кто хотел в порыве мести бежать на врага и рубить не разбираясь — немного успокоились. Кто мыслил отсидеться — неожиданно стали понимать, что этого не получится. В итоге ответом мастеру была тишина.
— Решаем так, — подвел итог Росин. — «Черный Шатун» плывет первым. Кто, желает, конечно. Прочие, коли надумаете, прошу следом. А не надумаете: как местные ратники подойдут, вставайте на колени и поднимайте руки. Если вас сгоряча на месте не перебьют, то разберут по хозяйствам. Не пропадете. Пошли, Валентин.
* * *Витязи поднялись на рассвете, быстро перекусили, пока смерды седлали коней, и двинулись дальше, к морю. От Горбунков до Невской губы оставалось верст десять густых заповедных лесов. Эта чащоба надежно защищала деревню от набегов диких безбожных свенов или ливонцев, а протекающий через селение ручей годился только на то, чтобы воду для скота из него черпать. К морю смерды почти не ходили, и различить в густых зарослей тропу можно было только потому, что пару дней назад здесь прошли две сотни человек, утоптав траву и разворошив слежавшуюся хвою.
Поначалу всадники скакали среди лиственных рощ, и двигались довольно ходко, но вскоре начались густые ельники — ополченцам пришлось спешиться и вести коней в поводу.
— Осторожней, бояре, — предупредил воинов Зализа. — Вдоль берега селений нет. Поежели иноземцы заблудились, могут назад вертаться. Смотрите внимательней!
Встречного боя в пешем строю с во много раз превосходящей судовой ратью ополченцам не выдержать, это было понятно всем. Но военная удача всегда благоволит смелым и отворачивается от тех, кто ничего не делает, а потому маленькая дружина продолжала упрямо двигаться вперед.
К морю вышли много после полудня. Остановились на отдых, засыпав коням в торбы овса, а сами подкрепляясь пирогами. На звуки бряцающего оружия и ржущих коней со стороны леса подошел Василий:
— Чужеземцы вдоль моря пошли, воевода, — на глазах у бояр Дворкин обращался к Степану со всей вежливостью. — Феофан за ними тронулся. Лошадей мне оставил. Трудно там конному, места непроезжие.
— Что делать станем, Семен Прокофьевич? — засомневался боярин Иванов. — Не догнать нам их пешим.
— Вот она, дорога, — указал опричник хлыстом в сторону раскинувшегося под холмом моря. — Мелко там. Водой пойдем, вдоль берега.
Вскоре кони, опасливо ступая по воде, ступили в волны Невской губы. Глубина здесь наполовину не доставала до лошадиного брюха, и дружина бодро кинулась в погоню за ускользающим врагом. Однако не успели всадники преодолеть и гака, как под одним из сыновей боярина Мурата конь заржал и рухнул на бок. Минуту спустя и всадник, и жеребец, испуганно отфыркиваясь, вскочили на ноги. Кметь под веселый смех прочих дружинников торопливо забрался обратно в седло, ополченцы пришпорили коней — и вскоре в воду рухнул другой всадник.
