Александр Матюхин - Тень императора
— Я бы поспорил с вами, Император, — сказал Бородач, — но, наверное, сделаю это в более подходящее время.
— Почему же?
— Я сам в некотором роде колдун, и прибыл из мира, где всем правит магия. Такого хаоса, как у вас, там не наблюдается.
— До того момента, как в моем государстве появился Ловкач, хаоса тоже не наблюдалось, — губы Императора искривились в усмешке, — это не показатель.
— Все верно, Император. Все зависит от людей. Если утрировано — есть плохие, а есть хорошие. И не важно, умеешь ты свергать небеса на головы или нет. Я знавал многих людей, в которых не было ни капли волшебства, но они умудрялись уничтожать целые миры. А есть государства, в которых за престолом сидят великие маги, и их мудрость и доброта не знает границ.
— Покажите мне хотя бы одного такого мага и я, может быть, откажусь от своего мнения, — буркнул Император.
Он все еще оставался слишком молодым и горячим, чтобы признать свою неправоту. Даже пройдя столь длинный путь, молодой Император не растерял своего упрямства. Тем интереснее мне будет писать о нем дальше.
Трупы безумцев встречались нам все чаще и чаще. Одни лежали группами по несколько человек, встречались одиночки — замерзшие, обнаженные, покрытые инеем. И все чаще мы видели ворон, сидящих на трупах. Птицы встречали нас громким карканьем, но улетать не собирались. Возможно, они ждали, когда и мы свалимся в снег, чтобы побродить по нашим головам и попробовать на вкус наши глаза и губы. Я не разглядывал трупы, хотя Бородач и Император проявляли живой интерес. Бородач вообще приседал на корточки возле каждого из мертвых безумцев и устанавливал причину смерти, словно столичный врач. Радовало то, что большинство безумцев просто замерзали, а не становились жертвами магических опытов Ловкача.
— Он торопится в Лес, — говорил Бородач, — не знаю, зачем, но торопится. Что-то ему нужно. И он не тратит попусту силы…
На следующий день, когда Лес приблизился настолько, что солнце выглянуло из-за макушек деревьев только ближе к полудню, Бородач сказал, что следует свернуть с тропы, которую оставил Ловкач и безумцы, и пойти обходным путем.
— На случай, если Ловкач здержался где-нибудь в дороге, нам лучше держаться в стороне от тропы, — объяснил Бородач, останавливаясь на широкой поляне из вытоптанного снега. Похоже, здесь недавно организовывали привал, — не хотелось бы столкнуться с ним нос к носу.
— А если столкнемся, уж я-то постараюсь уцепить его за нос как можно крепче, — ввернул Император.
— Еще не время, — отозвался Бородач, — в таких делах никто не торопиться, господин Император. Лучше подождать и подготовиться.
— Я уже столько времени ждал!
— Значит, несколько дней ничего не изменят. В конечном итоге, мы только выиграем.
Император не ответил, но я видел, как задрожали его губы и сузились глаза. О, он хотел бы ответить. Наверное, у него бы нашлись подходящие доводы, вроде шестнадцати месяцев, оставленных за спиной, утерянных в погоне за Ловкачом. Но он промолчал, а Бородач едва заметно ухмыльнулся и погладил бороду.
Кто знает, что за мысли бегают в голове у Ловца Богов?
***Следующим утром мы вошли в Вечный Лес.
Словно пересекли невидимую границу между мирами. Вот мы стояли на освещенном солнцем поле, снег искрился под нашими ногами и ветер гулял вокруг — и вот мы обогнули первые черные стволы, широкие, блестящие от инея — и свет исчез, стал далеким и тяжелым. Снег под ногами перестал скрипеть, обратился твердой гладкой коркой, да и ветер превратился из беззаботного гуляки в мрачного старца, пророчески завывающего где-то наверху, среди голых веток.
Стволы деревьев скрипели в такт ветру, изгибались в разные стороны с тяжелым «У-э-хх» и разгибались с тонким «С-кв-ирр», заставляя то и дело вздрагивать и оглядываться по сторонам. Казалось, что кто-то невидимый следует за нами по пятам, прячется, не сводит маленьких злобных глазок…
Через несколько сотен метров деревья обступили со всех сторон. В такой атмосфере даже говорить хотелось тихо, быстрыми фразами, чтобы не дай бог кто-нибудь посторонний не услышал. Даже Франц поник, дергал ушами и мотал головой, шел медленно, высоко поднимая копыта, не хотел ломать снег.
А еще мне казалось, что воздух здесь искрится от серебра вдвое интенсивней, чем в Степи. И я в очередной раз пожалел, что не выбросил книгу магии сразу же после того, как очнулся возле Бородача.
Книга лежала в моем рюкзаке за плечами — она не становилась тяжелой, не стонала, не лезла в мой мозг невидимыми щупальцами, не просила, чтобы ее открыли — сейчас это была самая обыкновенная книга… но я чувствовал ее вес, мои мысли постоянно возвращались к ней, мне было страшно открывать рюкзак и смотреть на нее.
Потому что книга жила собственной жизнью. Потому что я уже испытал на себе настоящую магию. Потому что больше, честное слово, этого не хотелось.
— Мы идем параллельно тропе, приблизительно, в тридцати метрах от нее, — произнес Бородач шепотом, и звуки его голоса вязли в здешнем воздухе, как мухи в сиропе, — я буду уходить на некоторое время вперед, разведывать обстановку. Думаю, Ловкач и оставшиеся безумцы не могли уйти далеко в Лес. Ловкач, конечно, могущественный маг, но он прекрасно понимает опасность, которую скрывает Лес. Магией здесь можно захлебнуться, поверьте мне.
— Охотно верю, — буркнул Император.
— И не только магия. Есть еще магические существа. Те, которым удалось выжить, — буркнул Бородач, — против естественного отбора ничего не поделаешь. Наверняка выжили сильнейшие.
— Не по себе мне, — отозвался я, тоже шепотом, — даже не верится, что здесь может кто-то жить.
— А вот я думаю, что мы кого-нибудь да встретим, причем в самое ближайшее время, — сказал Бородач, — посмотри-ка на деревья.
Он указал пальцем куда-то вверх. Я задрал голову и увидел, что на некоторых деревьях спилены ветки. Свежие обрубки были чуть выше моей головы — любой взрослый мужчина мог подняться на такую высоту. Под некоторыми деревьями обнаружились опилки, лишь слегка занесенные снегом. Пока мы шли вперед, я разглядел еще несколько спиленных веток и опилки, а также неглубокие следы. При ближайшем рассмотрении, следы оказались вполне человеческого размера — из-под башмаков или сапог. Разглядывая следы, я почувствовал огромное облегчение, хотя не мог точно сказать, чем оно было вызвано — тем, что живущие здесь все-таки люди, или тем, что здесь вообще кто-то живет. Все-таки события последних шестнадцати месяцев напрочь выбили из меня веру в то, что где-то в мире есть еще разумные существа.
