Ольга Митюгина - Черный пес Элчестера
Он не мог ей отказать, хотя чувствовал себя по-дурацки в этом теплом коконе, на что Мили строго заявляла:
- На тебя все равно смотреть некому!
- Черт возьми, на меня будешь смотреть ты!..
Они ползали по мокрым склонам и замшелым уступам, взбирались по скалистым выступам на вершину горы, что нависала над их долиной, - вершину, покрытую пожухшей травой - и, сидя над пропастью, смотрели на свой домик внизу. Фрэнсису нравилось целовать губы любимой, хранящие вкус горных туманов, смотреть на бледные радуги над потоком в ущелье, когда редкое осеннее солнце пробивало толстые тучи, ловить на ладони капли холодного дождя...
Все это было таким чистым и новым, словно не имело отношения к его прежней жизни, словно с появлением Мили родился другой Фрэнсис, а тот, прежний, умер вместе с Фредерикой. И между этими двумя жизнями - ничто, черная бездна небытия...
Никто из них не говорил о любви.
Оба - боялись. Слишком много в свое время было сказано ненужных слов, чтобы теперь могли прозвучать - нужные...
И оттого их забота друг о друге, нежность и уступчивость росли с каждым днем.
"Быть может, он догадается?.."
"Быть может, она поймет..."
Одной из самых любимых забав Фрэнсиса и Мили стало совместное купание, когда, раскалив в печи камни и накидав их в огромную кадку, они ныряли в теплую воду вдвоем и, хохоча, плескались и шалили, намыливая друг друга, не забывая о поцелуях и объятиях.
То была игра: не страсть и не нежность. С Мили вполне могло статься, повиснув всем телом на его шее, начать бултыхать ногами в воде, визжа и смеясь. Это входило в купальные развлечения, как теплый пар и брызганье.
В отместку он опрокидывал ее в воду с головой, так, что на волнах, поднятых ими, словно бурые водоросли, качались лишь ее волосы... Секунда - и вот уже Мили, ловя ртом воздух, выныривала...о, ее дальнейшее поведение было непредсказуемым: она могла обрызгать его, попытаться уронить в воду, а могла прильнуть, осыпать поцелуями, обвить ногами - и продолжение уже не было игрой... То могла быть жадная страсть, со вскриками и неистовыми поцелуями, когда для двоих не существует ничего, кроме слияния их тел; могла быть упоительная в своей чистоте близость, когда Фрэнсис нежно и почти целомудренно целовал лицо любимой, а их единение было лишь вдумчивой, самой доверительной лаской...
...Отшелестел листопад, отплакали ливни, и по земле пронеслись белые кони звонких заморозков. Под ударами их копыт каменела слякоть и грязь, в черный лед обращалась вода, одеревенела почва. Сухой бисер снежной крупы сыпался с грив и хвостов этих коней, чьим дыханием были свежие свирепые ветры, а глазами - искры тусклых осенних звезд...
Звезды дрожали в леденеющих небесах, кутаясь в тонкие былинки голубых лучей...
Лес стоял пустой и голый, словно открытый всем ветрам остов старого дома, и было так легко бегать по бурым палым листьям, промерзшим и ломким, играя в догонялки, прячась за громадными стволами... Мили навязала рукавичек. Фрэнсис, после многих трудов, перешил себе теплые сапоги разбойников, а для Мили, наловчившись, стачал новые: из меховой шубы. И теперь любовался на свою работу: сапожки так изящно обрисовывали стройные ноги его возлюбленной! Мили обшила верх подарка темной мягкой тканью, изукрасила жемчугом и золотом из награбленного бандитами добра, и сейчас порхала по стылой земле, в черной блестящей шубке, ничем не уступая грациозностью и убранством настоящей леди...
Смеясь, они носились друг за другом: она - стройная черная тень, он - гибкий и стремительный в коротком, изящном охотничьем полушубке. Набегавшись, стоять рядом... Он снимал с девушки рукавички, отогревал руки своим дыханием, целовал...
Раны его почти зажили, и Милица разрешила ему уходить с луком в лес, и даже в самые плохие дни Фрэнсис приносил в дом хоть двух зайцев, а нередко удавалось подстрелить и оленя - и тогда мяса хватало надолго...
Они часто бродили по окрестным скалам, он - в поисках дичи, она - собирая чагу и коренья для настоев и заварки. Они не могли не заметить, что дорога вглубь горных долин достаточно промерзла, и по ней вполне можно пройти до того, как ляжет снег... Но слишком велик был соблазн провести вместе зиму, никуда не торопясь, ничего не добиваясь, кроме одного: улыбки на любимых губах.
Это был их молчаливый заговор, безмолвное согласье жить вместе, немое признание в любви.
Им доставляло радость кататься верхом, и Фрэнки так приятно было обнимать свою милую, прижимая ее к себе, а ей - положить голову на его плечо, слушая неспешную рысь коня... Ехать так, бросив поводья, куда глаза глядят...и вот однажды Уголек вынес их на торную тропу, уводившую на перевалы - и дальше, через альпийские долины, во Францию.
Оба, замерев, затаив дыхание, смотрели на этот гладкий путь, представший их глазам, и каждый боялся услышать из уст другого - непоправимое.
А потом Милица посмотрела на своего любимого и попросила:
- Поедем домой, мой милый, пожалуйста, я устала...
И Фрэнсис посмотрел на нее в ответ, и в глазах его вспыхнула радость.
- Домой? Разумеется, родная. У меня далеко идущие планы на этот вечер! Едем, наш дом скучает без нас.
И рыцарь развернул коня под смех Милицы. Они оставляли позади дорогу во Францию, к парижским ведьмам, к морю, к Элчестеру, а вместе с ней - все свои прежние планы, стремления и цели. Зачем вся эта мишура, если у них есть дом?..
И в сердце обоих родилась надежда на взаимность...
Тем же вечером, сидя перед огнем очага рядом с любимой, Фрэнсис снял со своей руки перстень с рубином и безмолвно надел на ее руку. Решение в его глазах было таким окончательным, что Милица, тоже не проронив ни слова в ответ, протянула ему свое тонкое темное колечко, вырезанное из рябины. Оно не налезало юноше даже на мизинец, и лорд, поцеловав кольцо, повесил на тонкой золотой цепочке на шею и заправил за ворот.
А потом вытянулся на шкуре, закинув руки за голову, и молча смотрел на свою суженую, и по его лицу скользили теплые блики пламени.
- Ты сделал мне очень дорогой подарок, - наконец неуверенно произнесла Мили, нарушив молчание.
- Бесспорно.
- Я... Мой подарок...эта самоделка...она ничего не стоит...я ничего не могу тебе подарить равноценного...
- Одно кольцо стоит другого, - отрезал граф.
- Ах, вот как?
- А тебе никто никогда этого не говорил? - рассмеялся Фрэнсис, притягивая ее к себе. - Ну-ка, ну-ка, признавайся! Никто и никогда? Ах ты, моя лгунишка! Знаешь, что я сделаю с тобой, врунья?.. Ах ты, наивность святая, перестань на меня глядеть такими невинными глазами! Лиса, ведьма несчастная!
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
