Вадим Проскурин - Повесть о райской жизни
Я еще раз огляделся по сторонам. Опасности вроде нет, можно принять нормальный облик. Зачем зря пугать животное?
Увидев меня, волк истерически взвизгнул, ощетинился, подпрыгнул на месте, поскользнулся на каменной осыпи и… Нет, не скатился, удержался. Только перепугался до ужаса, бедненький… Молодой волчок, не научился еще держать нервы в узде.
Сзади из кустов донеслось настороженное рычание. Я обернулся и увидел Акелу. Неужели это тот самый Акела? Или все-таки другой волк, просто похожий?
Волк узнал меня, перестал рычать и подошел ко мне, напрашиваясь на ласку. Я рассеянно потрепал его по загривку. Приятно, конечно, встретить старого знакомого, но…
Выходит, это тот самый рай. Где-то вон за тем холмом должен стоять дом, в котором мы с Леной прожили четыре месяца. А вон в том направлении находится выход на Землю, который теперь закрыт. А вон там стоит дворец, в котором час назад я дрался с архангелами.
Я решительно развернулся и пошел обратно в адскую пещеру. Рай раем, но появляться мне здесь больше не стоит. А то вернутся еще архангелы…
Я дошел до начала лестницы, спустился во тьму и сел прямо на ступеньки. И вызвал Головастика.
«Я приживил руку» — мысленно произнес я. «А потом подрался с архангелом Михаилом, побывал в аду и поговорил с Люцифером».
— Твою мать! — сказала Головастик, материализовавшись рядом со мной. — Мог бы и предупредить, что здесь лестница.
— Могла бы и спросить, — огрызнулся я. — Откуда я знал, что ты сразу придешь?
— Неважно, — отмахнулась Головастик. — Рассказывай.
Она выслушала мой рассказ молча, не задавая вопросов и никак не выражая отношения к моим словам. Но когда я закончил, она выразила все сразу. Никогда не слышал, чтобы кто-то ругался так витиевато и с таким чувством.
— Нельзя нам было сюда лезть, — сказала она, немного успокоившись. — Кто мог подумать, что легенды оживут… Хотя нет, я должна была об этом подумать. Вся вселенная состоит из противоположностей. Если в раю появились архангелы, значит, где-то должны появиться черти. Люцифер… твою мать!
— Боишься? — сочувственно спросил я.
— Боюсь, — призналась Головастик.
Я начал объяснять:
— Он говорил, что не злится на тебя…
Но Головастик меня прервала.
— Я не этого боюсь, — сказала она. — Просто я привыкла считать, что во всех известных мирах осталось только трое богов, четверо, если считать тебя, а если считать ушедших — семь-восемь, ну, девять, но никак не больше. Я допускала, что кто-то из нас может случайно открыть мир, в котором обитают другие боги, но я не думала, что это произойдет так быстро. Какой дурак станет плодить себе конкурентов? Я не учла, что это можно сделать сдуру, просто не подумав о последствиях. И я не знала, что воля простых людей может так сильно влиять на бытие свежеоткрытого мира. Кто мог подумать, что эти несчастные алкоголики приведут в нашу вселенную самого Люцифера?
— Ты сможешь с ним справиться? — спросил я.
— Не знаю, — ответила Головастик. — И не хочу узнавать, честно говоря. Надеюсь, он не врал, что ему наплевать на наши разборки. А если он врал, тогда я даже не знаю… Зря я оставила тебя в раю одного. Ты ведь об этом начал рассказывать, когда я тебя обругала?
— Об этом, — кивнул я.
— Ты должен был настоять, чтобы я тебя выслушала. Если бы я знала, что с тобой происходит…
— Я тогда и сам не знал, что со мной происходит, — вздохнул я. — Думал, ад будет таким же пустым, как рай поначалу. То есть, не думал…
— В том-то и дело, что не думал. Но теперь уже поздно рвать на себе волосы. Я ведь тоже дура еще та. Должна была сообразить, что тебя нельзя оставлять в раю без прикрытия. Привыкла быть самой крутой во всей вселенной, расслабилась… Эх, да что там говорить…
— Хочешь на ад посмотреть? — предложил я. — Могу проводить, тут недалеко.
— Не хочу, — отрезала Головастик. — Кстати, мы зря тут сидим. Не дай бог, припрется в гости еще кто-нибудь сверхъестественный.
— К тебе пойдем? — спросил я.
Головастик немного помолчала и ответила:
— Нет, ко мне мы не пойдем. Мы пойдем другим путем.
20
Я и не знал, что Головастик умеет пробивать магическую защиту обиталища Четырехглазого. А еще больше меня удивило, что сам Четырехглазый отнесся к нашему визиту совершенно спокойно. Поднял голову, коротко кивнул и снова склонился над грядкой огурцов, выпалывая сорняки.
— Все медитируешь? — спросила Головастик.
— Это не медитация, — покачал головой Четырехглазый. — Физический труд на свежем воздухе тоже полезен для души и тела, но это не медитация. Когда ты медитируешь…
— Избавь меня от подробностей, — перебила его Головастик. — У нас проблемы.
— Вечно у тебя проблемы, — кивнул Четырехглазый и потянулся за мотыгой, перерубить особенно крупный сорняк.
— У нас серьезные проблемы, — заявила Головастик. — У всех нас. Пока ты маешься дурью, во вселенной появился настоящий загробный мир.
— Говорил же я, что ваши семитские штучки не доведут до добра, — невозмутимо прокомментировал Четырехглазый. — Вместо того, чтобы всяким пророкам поклоняться, лучше бы Конфуция почитали. Или даосов.
Головастик глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Я понял, что она сознательно сдерживает себя, чтобы не наговорить сгоряча лишнего.
— Дыхательными упражнениями следует заниматься до того, как сделаешь глупость, — сказал Четырехглазый. — Тогда и глупость не сделаешь.
— Ты считаешь, мы сделали глупость? — спросила Головастик.
— А что, нет? — ответил Четырехглазый вопросом на вопрос. — Кто тебя тянул в параллельные миры?
— Но ты живешь в параллельном мире уже две тысячи лет!
— В моем мире нет ни людей, ни богов, — сказал Четырехглазый. — Потому что я осторожен. А ты нет. Сколько дней ты медитировала перед тем, как открыть свой первый мир?
— Я не люблю медитировать, — смущенно ответила Головастик.
— Зря. Очень помогает держать воображение в отведенном для него месте. Ну ладно, я еще могу допустить, что ты открыла опасный мир случайно, не подумав о последствиях. Но зачем ты подарила это знание Бомжу?
— У меня не было другого выхода. Ты же помнишь, какую кашу он заварил.
— Другой выход есть всегда, — наставительно произнес Четырехглазый. — Ты могла тихо уйти, разменяв Сергея на Лену. Судьба мира к тому моменту была уже решена, не было никакой необходимости продолжать противостояние.
Я непроизвольно поежился. Головастик бросила на меня быстрый взгляд и сказала:
— Я не могла его бросить.
