Танит Ли - В поисках Белой ведьмы
— Кто-то предал вас, Малмиранет. Кто-то, кто видел, что я с вами, и кто достаточно хорошо вас знал, чтобы угадать, что вы сделаете в храме. Она сказала резким сердитым голосом, обвиняя меня:
— Мы летаем в небесах, а он говорит о предательстве. С ума сойти! Да, вы правы, от этого можно умереть.
Она отпустила меня, соскользнула с лошади и отошла на шаг. Я думал, что она плачет, пока не понял, что смеется. Я спешился, оставил поводья на шее лошади — она была не в том настроении, чтобы удирать, — и подошел к Малмиранет, притянул ее к себе и поцеловал.
Я был ненормальным, если хоть на мгновение мог принять за нее другую там, на лестнице! Она пахла не вином и не духами, а дымным запахом самой ночи. Не было губ, подобных ее, не было в мире подобных ароматов, а ее тело приникало к моему.
Миновал только один удар сердца, и она обвила меня руками, держа так же крепко, как и в небе. Затем она мягко оттолкнула меня, посмотрела в глаза и улыбнулась:
— Говорят, ром с возрастом становится только лучше?
— Сорем будет королем в Малиновом дворце, — сказал я ей. — Я сделаю его императором. Как вы вознаградите меня?
— Столь малым, — ответила она, — за столь многое. Я слишком стара для вас, мой чудотворец. — Но она продолжала улыбаться, не томная, но опасная, как высоко горящее пламя. Теперь она поцеловала меня, притянув мою голову за волосы, и шнуровка на ее мальчишеской рубашке распустилась так быстро, что, я думаю, она прошлась по ней раньше, чтобы помочь мне на моем пути. Нас, катающихся по земле, привела в чувство лошадь.
Я обернулся и увидел, что небо на западе снизу стало красным, как будто снова начался закат. Я почувствовал запах дыма, а вечер принес далекий шум, похожий на раскат грома.
— Пожар! — воскликнула она. — Кажется, в порту. Отчего он мог загореться?
Холодная змея скользнула по моей спине, и я ответил:
— От Бит-Хесси.
Глава 3
Лошадь неслась галопом не по воздуху, по твердой, мощенной плитняком мостовой Пальмового квартала. Толпа разбегалась впереди нас. Яркие улицы были более полны народом, чем обычно, бурля коварной тревогой, а башни с балконами ощетинились наклонявшимися фигурами, которые вглядывались в северо-западном направлении, туда, где алым фейерверком горели доки.
Они не знали, что случилось. Они думали, что это случайность, большой пожар. Те, у кого деньги были вложены в корабли, бледнели, ломали руки и отправляли рабов в ту сторону за новостями. Все усложнялось смехотворным суеверием — масрийским оцепенением перед богохульно неприкрытым пламенем. Лошадь неслась по оживленным улицам. Под западным ветром звонили колокола, в нем ощущался привкус пепла. В моем рту тоже: я был напуган, как будто старый Хессек вытянул из меня душу. Это произошло; когда я не был готов, хотя до этого долгое время я ждал в напряжении, а они ничего не предпринимали.
Копыта лошади процокали вверх по подъездному пути к Столбу, и для нас без пароля открыли Ворота Лисы. Обширный внутренний двор Цитадели был заполнен джердиерами и лошадьми и освещен раскаленным железом решеток на светильниках. Люди двигались почти без шума, слышнее был звон колоколов и далекий рокот толпы на месте пожара.
Один из капитанов Бэйлгара подбежал к нам и проводил нас во Двор секир.
Сором был в колоннаде, с ним — его приятели-джердаты Дашем, Денейдс и каменнолицый Ашторт, а вокруг ник безостановочно вращалась толпа входящих и выходящих солдат.
Появился Яшлом и вежливо помог Малмиранет спешиться. Я слышал, как она требовательно спрашивала, в безопасности ли ее девочки. Он ответил: да. Подошел Сорем, взял ее за плечи и возблагодарил бога, что она осталась невредима.
— Мы встретили Баснурмона, — сказал я.
— Во имя Масримаса, я так и подумал, что вы не из-за лошадей задержались.
— Чудотворец позаботился обо всем, — ответила она, — тебе рассказать о чуде сейчас или потом? Ты выглядишь озабоченным, мой прекрасный сын. Что происходит?
— Посидите на совете и узнаете. Вазкор, — он сжал мою руку. — Тебе вся моя благодарность, но об этом после. Ты видел пожар?
— Весь город его видит, — ответил я. Я чувствовал себя тяжелым, как свинец, лишенным энергии, и от суеты вокруг мне становилось еще хуже. Собрав остатки сил, я добавил:
— Думаю, несмотря на мое притворство, Бит-Хесси считает меня врагом. Они выступили, не дав мне знака.
— Но они прислали знак, — сказал он мрачно. — Если бы ты был здесь, ты бы получил его.
— Твои люди отпустили хессекского посланца, не дождавшись меня?
— Не совсем.
Он подозвал молодого джердиера, который стоял у мишеней. Мальчик нервничал и кусал губы, когда Сорем велел ему говорить. Он выпалил:
— Я был на страже, господин, в левой башне ворот. Уже как раз темнело, но я видел, как они подошли. Они выглядели, как бродяги, но после приказа о хессеках… Я крикнул им по-дружески, чего они хотят — а они удирают. Однако они оставили под стеной корзинку. Я послал одного из своих солдат за ней, он приносит, и мы открываем. О господин, я видел многое, но это…
Часовой был из джерда Щита, к нему подошел Бэйлгар и взял его за плечо.
— Не делай из этого драмы. Это была голова, Вазкор. Голова ребенка. С выдранными зубами.
— Выдраны, — повторил часовой, как бы взывая ко мне по поводу несправедливости, что именно ему пришлось найти такой предмет.
Все, что я съел за обедом, поднялось к горлу. Я сглотнул и сказал:
— Мне кажется, я знаю, что это за ребенок.
— Так как с остальным все ясно, — сказал Бэйлгар спокойно, — нам нужно оценить возможность выжечь дотла эту вонючую нору.
Я немного прошелся по колоннаде позади факелов. Моя голова звенела, как тогда в могиле. Ребенок, который вцепился в меня желтыми зубами. Его голова без зубов — их дар. Если они снова считают меня своим — почему бы не подождать, пока я не приму их жертву? Если… если только я уже не принял ее?
Конечно, Сила. Опять Сила. Я воспользовался ею, великой Силой, достаточной, чтобы разогнать тьму и их тоже. Потому что Белая ведьма научила их тому, что сама умела; теперь они могли чувствовать меня, питаться моей Силой, как и она. Фейерверк с летающей лошадью стал для них знаком; почувствовав его, они приняли его за мою команду и поднялись, сделав меня своим Шайтхун-Кемом, поедая мою Силу, и их голод иссушал мой мозг и мою жизнь.
Я должен положить этому конец. Сейчас, пока они меня не уничтожили, так как я не хочу принадлежать им, чтобы быть съеденным заживо, и ей, Уастис, я тоже не принадлежу, как бы сильно она этого ни хотела. Я ходил по воде, успокоил ураган, скакал на лошади по небу, — конечно же, я был хозяином самого себя и этого отребья.
