Алексей Атеев - Бешеный
И тут мои способности вновь проснулись. Случилось это так. В один из воскресных дней небольшая компания, среди которой был и я, развлекалась на одной из подмосковных дач. Было жарко, мы лежали на берегу пруда, разомлевшие от зноя и небольшой порции коньяка. Двое из нас играли в нарды. Но игра шла вяло. Лениво смотрел я, как скачут по доске кости, и внезапно, должно быть, черт меня дернул, похвалился:
«Хотите, фокус покажу?» — предложил я.
Никто не возражал.
Я бросил кости и выбросил дубль: две шестерки. Кто-то вяло зааплодировал, но большинство отнеслось к моему подвигу спокойно.
«Случайность», — равнодушно сказал любитель игры в нарды.
«А сейчас две пятерки», — промолвил я и снова бросил кости. Выпало две пятерки.
«Дальше», — потребовал любитель игры в нарды.
Я продолжил — и последовательно выбрасывал четверки, тройки, двойки и единицы.
Интерес к моим манипуляциям резко усилился.
«А с тремя костями можешь?» — спросил меня нардист.
Я кивнул. Он сбегал в дом и принес еще один кубик.
«Сколько?» — спросил я.
«Три шестерки», — хрипло произнес он.
Выпало три шестерки.
«Как ты это делаешь?» — смотря на меня во все глаза, прошептал он.
«Я могу изменить условия эксперимента, — заявил я. — Точно скажу, сколько очков выбросит любой из вас».
Нардист схватил кости.
«Девять», — сообщил я.
Выпало пять, три и единица.
Все остолбенело уставились на меня:
«Научи! — заорал нардист. — Все отдам: „Са-рьяна“ отдам, „Мерседес“ отдам, жену отдам!»
«Этому не научишь, — спокойно сказал я, — пошли купаться». Я уже жалел о сделанном.
После купания разговор о паранормальных способностях был продолжен. «Как же все-таки это получается?» — допытывались присутствующие.
«Ловкость рук и никакого мошенничества», — отшучивался я.
«Но какая же ловкость рук! — горячился нардист. — Я еще понимаю, когда кости бросаешь ты сам. Но как ты можешь угадывать очки, когда кости бросаю я?»
«А ты и с картами можешь такое проделывать?» — спросил другой член компании, заядлый преферансист.
Я скромно кивнул. Тот стремглав помчался за картами и, вернувшись, сдал колоду для преферанса.
«Что в прикупе?»
«Червонный туз и трефовый король».
Все пораженно молчали, когда открыли карты.
«Так можно миллионером стать», — тихо заметил преферансист.
«Привык жить на одну зарплату», — отшутился я.
«Н-да! — сказал завистливо кто-то. — Не понимаю, зачем некоторые зарывают талант в землю…»
На этом разговор кончился, но долго еще в тот день ловил я на себе удийленные и завистливые взгляды.
А еще через два дня меня вызвали в одно очень важное присутственное место, и я понял, что мое глупое бахвальство будет иметь последствия, и, как оказалось, далеко идущие.
Дело было под вечер, как видно, после государственных трудов там решили развлечься.
Когда я преодолел многочисленные посты охраны и нашел нужный мне кабинет, меня уже ждали.
«Здравствуй, — сказал мне сановный старец, — много о тебе слышал и о твоих способностях тоже. Как там Павел Митрофанович поживает? (Тесть к тому времени уже был на пенсии.) Хороший мужик, свой! Ну, а ты? Покажи, что это за фокусы?»
Референт услужливо подвинул стаканчик с игральными костями.
Я чувствовал себя последним дураком, но что оставалось делать?
«Выброси три шестерки, — потребовал старик. Я исполнил. — А три единицы?» И это было исполнено.
«Здорово! — удивленно закивал старец головой. — А вот, например, в домино? Если бы мы с тобой в домино играть сели, знал бы ты, какие у меня кости?»
Я молча кивнул.
«Но ведь это нечестно», — обиделся старец.
«Поэтому в домино и не играю, — сообщил я, — да и в остальные азартные игры тоже».
«Благородно, — одобрил мои слова старец, — другой бы на твоем месте… — Он не договорил, как бы поступил на моем месте другой, и вяло махнул рукой: — Ну что ж, иди… Как соберемся в домино играть, я тебя приглашу, будешь мне подсказывать, конечно, с разрешения товарищей».
Едва я покинул кабинет, как меня окликнули в коридоре.
«Сюда, на минутку», — человек в штатском с военной выправкой указал мне на нужную дверь.
«Вот и попал в лабиринт», — с тоской подумал я. За дверью этого кабинета меня ждал товарищ, чья внешность была хорошо известна работникам всех правоохранительных органов.
«Итак, Владимир Сергеевич, — спокойно сказал он, — расскажите-ка мне о ваших способностях».
Ничего особенного не утаивая, поведал я ему свою историю, начиная с детских лет.
«Удивительно, — заметил он в конце рассказа, — откровенно говоря, в мистику я не верю, однако… „Есть многое на свете, друг Горацио“, не правда ли? А скажите, в вашей работе сыщика помогал ваш дар?»
«Случалось», — ответил я.
«Поделитесь…»
Я вспомнил убийство студентки, еще несколько подобных историй. Об убийстве нумизмата я решил не рассказывать.
«Очень интересно! — воскликнул мой собеседник. — Очень! Вы не возражаете, если мы изредка будем использовать ваши способности на благо нашего государства?»
Я, естественно, не возражал.
«Однако хочу предупредить, — добавил я, — я не могу читать мысли. Так же, как, например, книгу. Проецировать свою волю на чужой разум тоже не всегда удается. Кроме того, случается, что дар как бы отключается и мои способности на время исчезают. У всего есть предел».
«Ну конечно, — откликнулся мой собеседник, — я все понимаю. И тем не менее ваша помощь нам будет неоценима».
И началось…
Примерно через неделю меня вызвали к товарищу, который «все понимал», назову его для краткости Андреевым. «Есть для вас работенка, — с ходу сообщил он. — Tyf приезжают товарищи из одной дружественной страны. Хотелось бы узнать их истинные, так сказать, намерения. Друзья друзьями, но все же… Как говорится, доверяй, но проверяй. Мы вас включим в протокол, скажем, как представителя Министерства иностранных дел. Ничего, сойдет…»
Итак, встречаемся с дружественными товарищами, и оказывается, что они неплохо настроены к нашей стране, и главное, что их мучает, так это как бы поделикатнее попросить денег.
Всю эту информацию я передаю Андрееву. Он очень доволен.
Началась для меня светская жизнь: рауты, приемы в иностранных посольствах, встречи с главами государств… На работе мне откровенно завидуют, а впрочем, я там почти не бываю.
Сначала мне все это нравилось, потом стало надоедать. Мысли у большинства практически одинаковые: как бы побольше урвать и как бы поменьше дать. Многие вообще не думают о государственных делах, а все больше о посторонних вещах: бабах, разных цацках, семейных проблемах. Была такая категория, которая мечтала только об орденах. Все мысли были поглощены одним: дадут ли мне здесь орден или не дадут? Эти были наиболее преданы социалистической системе.
