Ольга Погодина - Небесное испытание
Ладанку надлежало надеть на шею до заката, а в полночь, девять раз прочитав заклинание, зарыть под одиноко стоящим деревом. Возможно, в заклинании имелось в виду растущее само по себе дерево, но в саду господина Хаги имелся прекрасный старый гинкго, посаженный еще его дедом, и его с полным основанием можно было считать отдельно стоящим.
Поскольку на месте скорее всего будет темно, Ы-ни выучила девять слов, из которых состояло заклинание, наизусть, тем более что ни одно из них не обладало привычным для нее смыслом.
Оставалось ждать. Сквозь духи она чувствовала слабый запах крови, идущий из ладанки. Надо надеяться, что кровь не вытечет, запачкав ее платье, – это может привести к ненужным расспросам. Поэтому она заранее отослала служанок и сказалась матери больной. Это поможет ей избежать общего ужина и мать скорее всего сегодня вечером не будет ее беспокоить.
Ы-ни села к своему любимому столику перед зеркалом и принялась смотреть сама себе в глаза, в их таинственную темноту.
«Как хорошо, что в глазах нельзя прочитать мысли человека, – подумала девушка. – Иначе в мире все бы было устроено иначе. Я думаю, ничуть не лучше, но только люди не позволяли бы себе еще и думать о чем-то запретном. А так, как сейчас, я могу не беспокоиться и сколько влезет думать о нем. О Юэ.
«Конечно, меня могут выдать замуж. Но разве мало в наши дни историй о женщинах, имеющих любовника? Странно было бы выдавать женщин замуж за незнакомцев – и ожидать от них по этому поводу верности, тем более что многие мужья могут оказаться стары и уродливы». Это несправедливо, и она, Ы-ни, не будет глупой клушей, покорно склонившей голову перед корыстью собственного отца. Нет, она хочет сама делать выбор, кому ей отдать свое тело, – быть может, муж будет иметь право на ее девственность, но позднее, если они будут умны, ее с большим трудом смогут в чем-либо обвинить.
Конечно, сын писаря не сможет дать ей ту жизнь, к которой она привыкла. Кроме того, даже заикнуться об этом родителям немыслимо. Так что замуж выйти придется так или иначе. Но выйти замуж и любить – это две очень разные вещи. Ей нужно выйти замуж за какого-нибудь невзрачного, покладистого и богатого человека. Желательно еще бессильного по мужской части и подслеповатого. Как жаль, что отец так не вовремя прекратил все ухаживания со стороны ее поклонников! К моменту возвращения Юэ она была бы уже замужем, и уже сейчас бы устраивала все так, как этому следует быть. Потому что она не хочет ждать.
«Юэ, Юэ, Юэ, – мысленно пропела Ы-ни его имя и, приподняв ладанку большим пальцем, поцеловала ее. – Никто не сможет встать у меня на пути, на пути между мной и тобой. Ты будешь моим, Юэ. Ты будешь любить меня, только меня – и не позднее этой осени мы встретимся. Ты будешь смотреть на меня так, как смотрел из той лодки, – всегда. И я тоже буду всегда любить тебя. Пока дышу!»
– Ы-ни, девочка моя, – из-за ширмы, где она прилегла, притворяясь больной на тот случай, если кто-то войдет, послышался голос матери. После того случая госпожа У-цы сделалась со всеми домочадцами удивительно ласковой. Она сняла свои темные балахоны, убрала с глаз все свои склянки и снадобья и перестала говорить сиплым загадочным голосом. Однако она не перестала печально улыбаться, словно знала точно, что с ее собеседником вот-вот случится что-нибудь совершенно ужасное. Пожалуй, это пугало служанок еще сильнее, но господин Хаги сменил гнев на милость. Он уже дважды после той размолвки вызывал к себе жену и одаривал ее своим вниманием. Госпожа У-цы возвращалась от него без прежнего сияния в глазах, но вслух своих мыслей не высказывала.
– Да, матушка, – слабым голосом произнесла Ы-ни. Она положила руку на грудь, словно ненароком прикрывая ладанку. – Я здесь.
Госпожа У-цы проскользнула за ширму и собралась было потрогать лоб дочери, но Ы-ни, как бы не заметив этого, приподнялась и оживленно заговорила:
– Мне, право, уже намного лучше. Только очень хочется спать, а так совсем ничего не болит! Правда, правда!
– Должно быть, подействовало то питье, что я прислала тебе, – непререкаемым тоном сказала госпожа У-цы. Почтительная дочь чуть не хмыкнула вслух: все, чем мать пыталась ее пичкать, Ы-ни предусмотрительно выливала в ночной горшок.
– Да, матушка, конечно, – опустив глаза, чтобы мать не заметила в них смешинки, проговорила она.
– Мы с твоим многоуважаемым отцом только что обсуждали нечто важное, – заговорщицким тоном произнесла госпожа У-цы и девушка поняла, что мать пришла посплетничать.
– И что же это, матушка? – с преувеличенным любопытством задала она ожидаемый вопрос.
– Через три дня мы устраиваем чаепитие в саду по случаю цветения пионов, – еле скрывая радость, сообщила госпожа У-цы. Подумать только, еще в том году такое чаепитие было бы для обеих совершенно заурядным событием! Но сейчас и Ы-ни, несмотря ни на что, почувствовала, как у нее заколотилось сердце.
– Как чудесно, мама! – искренне улыбнулась она. – Значит, к нам придет этот важный гость, о котором говорил отец?
– Да, из самой столицы! – благоговейно закатив глаза, прошептала госпожа У-цы.
– Мама… А какого он возраста? – осторожно спросила девушка.
Госпожа У-цы тонко улыбнулась.
– Ему не больше тридцати на вид, как утверждает твой отец. Не слишком худой, не слишком толстый. Совсем не седой. И он не женат.
– О! – только и сказала Ы-ни. Предстоящее мероприятие становилось все более интересным.
– Твой многоуважаемый отец выделил мне сто сунов, – тут У-цы торжественно подняла палец, – чтобы подготовить высокому гостью достойную встречу. Ах, я думаю, что все эти оставшиеся дни я совсем не смогу спать от забот!
Госпожа У-цы приняла усталый вид, словно все заботы мира уже омрачили ее чело.
– Я буду помогать вам в меру своих скромных возможностей, матушка, – почтительно проговорила Ы-ни.
– Я очень надеюсь на тебя, моя дорогая, – причитающим тоном сказала госпожа У-цы, все более вживаясь в новую роль. – Ума не приложу, как мы сможем подготовить действительно изысканную встречу за столь короткий срок!
– Я полагаю, нам обеим действительно стоит выспаться, – решительно сказала Ы-ни. – С утра боги будут милостивы, и мы посмотрим на все другими глазами.
– У меня выросла мудрая девочка, – засмеялась госпожа У-цы и поцеловала дочь в щеку (у той сердце екнуло, но мать вроде бы ничего не различила).
– И попроси служанок приготовить тебе ванну из цветочных лепестков. – Ы-ни заботливо нахмурила брови. – Я бы тоже попросила, но уже совсем засыпаю. – Она притворно зевнула.
Потратив еще несколько мгновений на пожелания спокойного сна, мать и дочь расстались. Ы-ни снова прилегла и, притворившись спящей, тихо ждала, пока дом погрузится в сон, пока перестанут перешептываться служанки за бумажными ширмами и скрипеть своими башмаками старый Тоси, ежедневно проверяющий, погашены ли все фонари. Наконец дом затих и погрузился в темноту.
