Александр Анисимов - Игры богов
— Во-первых, никогда не смей брать чужое оружие, если ты не победил его владельца в честном поединке. А во-вторых… никогда не лезь в драку, когда тебя захлестывает гнев: голова должна быть ясной всегда. Запомни, иначе несдержанность когда-нибудь погубит тебя.
Блондин кивнул, даже не делая попыток отстраниться или снова накинуться на обидчика. Вазгер же, переведя взгляд на стоящих за его спиной секундантов, спросил:
— Кто его отец?
— Главный городской судья, — выдавил из себя тот, с кем наемник разговаривал во время дуэли.
— Хорошо, я учту, — кивнул наемник и добавил: — Расскажи ему, как все было, и, если судья после этого не успокоится, передай, что я — Вазгер и что меня можно найти в полку Тинг-Маруна.
Не дожидаясь ответа, наемник развернулся и, рассекая толпу, в которой все так же не слышалось ни звука, направился дальше по улице. Его отряд поспешил за ним — воины первыми нарушили затянувшееся молчание, обступив своего командира со всех сторон и наперебой то ругая его, то поздравляя. Вазгер понимал, что и те и другие правы. Он, конечно, перегнул палку… Их никто не преследовал, хотя пришедший в себя мальчишка вполне мог приказать своим наставникам догнать Вазгера.
Наемник, окончательно выбросив из головы события последнего получаса, направился прямиком к дверям кабака, шум которого он слышал еще до того, как наткнулся на дуэлянтов. Этот кабак был гораздо просторнее, чище и, соответственно, богаче всех предыдущих.
— Пива, мяса, и два кувшина вина! — рявкнул кто-то из воинов. Не прошло и пяти минут, как на столе перед воинами будто сами собой выросли высокие влажные кружки, медное блюдо, полное дымящегося, залитого расплавленным сыром и обсыпанного пахучими специями мяса. Чуть позже появились и пузатые глиняные кувшины. По всему выходило, что этот кабак останется позади никак не раньше, чем через добрую пару часов.
Вазгер тем временем продолжал обдумывать свое положение. Он не мог решить, каким образом исполнить веление Кальмириуса — добыть осколок Пламенеющего Шара. Проникновение во дворец наверняка особых затруднений не вызвало бы: носителю воинского знака, пожалованного самим Дагмаром, препятствовать бы не стали. Вазгер знал, что ни в одном из городов Империи доступ в королевский замок никогда не был строго ограничен. Будет очень трудно отыскать место, где Дагмар хранит самоцветы. Если бы у Вазгера было побольше времени, наверняка можно было бы добиться удачи — неприступных крепостей не бывает. Но времени-то как раз и недостает: Избранный Владыка Кальмириус ясно дал понять, что чем скорее Пламенеющий Шар будет собран воедино, тем больше шансов изменить мир к лучшему.
Из раздумья наемника вывел громкий голос, показавшийся отчего-то знакомым. Отхлебнув вина, Вазгер поднял глаза и мутным взором обвел зал. В кабаке прибавилось еще несколько посетителей, но никто особо не выделялся из людской массы, заполнившей помещение.
Померещилось — решил Вазгер и вновь сделал несколько глотков. Правда, для того, чтобы начало что-то мерещиться, было выпито еще маловато, но кто знает, что теперь подмешивают в питье?
— Говорю тебе, так и было! — снова выкрикнул кто-то. Это был тот же голос, который показался Вазгеру знакомым. Кто мог быть его обладателем? Наемник еще раз обшарил взглядом ту часть зала, откуда, как ему почудилось, слышался голос. Там сидело несколько воинов, каждый из которых рангом был не ниже десятника, а также двое сотников и еще мужчина одного с Вазгером возраста, облаченный в яркий пурпурный плащ и темную парчовую куртку, поверх которой была надета покрытая затейливым рисунком, до блеска надраенная кираса. Наемник затруднялся определить, кто этот человек: уж слишком необычным было его облачение. Он мог сойти за знатного горожанина и даже аристократа, но воинская, пусть даже и вычурная кираса сбивала с толку. Этот человек сидел вполоборота, с аппетитом поглощая какую-то смесь из мяса и овощей, каждые несколько секунд отхлебывая из медного кубка густое вино, от которого поднимался пар. Временами он перебрасывался с соседями парой фраз, и тогда Вазгер слышал этот голос… Такой знакомый и в то же время такой неузнаваемый. Наемник напрягся, пытаясь припомнить, кто это. А мужчина за столом, оторвавшись на минуту от еды, выпрямился и, откинувшись на спинку стула, о чем-то живо заговорил с сидящим напротив сотником.
Увидев его лицо, Вазгер не поверил своим глазам. Да, он мог не узнать голос — тот порядком изменился за прошедшие годы, — но лицо оставалось прежним, разве что погрубело и вытянулось. Лицо того самого человека, которого Вазгер поминал почти тридцать лет. Рука протянулась к шраму, пересекающему грудь, и по телу жаркой волной разлилась боль, которая пряталась в закоулках сознания все эти годы.
Вазгер пошатнулся, ухватившись за край стола, чтобы не упасть. Мир, его окружающий, размазался и исчез, остался лишь один человек, которого наемник уже не надеялся встретить никогда. Но боги решили иначе…
Шум битвы сюда почти не долетал, хотя сражение развернулось едва ли не в миле отсюда, на болотистом берегу реки, несущей свои воды к Мэсфальду. Воинов можно было бы разглядеть без труда, если бы не густая роща, раскинувшаяся как раз между низиной, где схлестнулись два войска, и приземистым каменным фортом.
Вазгер оторвал взгляд от узкой бойницы в боковой стене и снова поплелся на свой пост, в одну из угловых башен. Он не был в восторге оттого, что приходится вот уже второй день отсиживаться в форте и нести бессмысленную охрану подступов к городу. Если откуда и можно было ожидать подхода дополнительных сил Вечных, то только не с этого направления. Ни один командующий не поведет солдат через то болото, в которое превратился лес после почти двух недель непрерывного дождя. Вечные храбры, этого у них не отнять, но отнюдь не глупы: у них гораздо больше шансов прорваться к месту боя по контролируемым дорогам или лесным просекам, которые находятся много восточнее форта. Вазгер не понимал, какой толк может быть от отряда, охраняющего пустое поле позади форта. Два десятка воинов, размещенных в крепости, принесли бы гораздо больше пользы в сражении, где не нужно часами просиживать штаны, ожидая невесть чего.
Форт был невероятно старым и давно брошенным — его не использовали уже по крайней мере лет сто. Однако выстроен он оказался на совесть: несмотря на небольшие размеры, его мощные стены остались все так же крепки, нигде не было видно ни трещин, ни осыпавшейся кладки. Правда, деревянные перекрытия и балки сгнили, так что над головой сияло чистое небо, но лестницы и полы оказались целы и без труда выдерживали вес взрослого человека, хотя временами стонали и жалобно поскрипывали.
