Катерина Крутоус - Книга I. Древнее Пророчество.
- Все нормально, успокойся, не кричи. Я все тебе объясню. - У него был низкий, довольно приятный голос. В нем чувствовался властный и мужественный характер. А потому Генриетта, сама не понимая почему, даже глядя на его, еще блестящие от крови клыки, невольно поддалась. Она заглушала поднимавшиеся внутри противоречивые чувства.
- Ты меня слышишь? Понимаешь? - она утвердительно кивнула.
- Эта рана быстро затянется. Я не причинил тебе вреда. Ты это понимаешь? - она еще не понимала. И это непонимание, смешанное с чувством ужаса продолжало светиться в ее глазах. Она еще не до конца осознавала, что же произошло на самом деле. Все это было похоже на сон. Жуткий, кровавый и непонятный бред. Еле ворочая глазными яблоками, она перевела взгляд со своей окровавленной руки на лицо вампира. Если до этого ей было просто страшно, то жуткий вид упыря, да еще за прерванной трапезой, не сулил ничего хорошего. Наверное, именно это и привело ее в чувство. И это была паника. Сама не понимая как, но она таки сумела собрать всю силу в руку, которая в этот момент служила обедом вампирскому бомжу, и с остервенением отдернула запястье. Но потерянная кровь дала о себе знать. Она слишком ослабла, и, не рассчитав силы, вновь упала на траву. В голове мутилось. Ей казалось, что она вот-вот снова потеряет сознание. И в какой-то момент пришло понимание того, что теперь она всецело находится во власти жестокого кровососа. Все это заняло несколько секунд. Но действия Генриетты своей неожиданностью основательно отрезвили вампира. Он собрал все свои силы, накопившиеся во время питься, и замер. В следующее мгновение он огромным усилием воли начал давить в себе вампирское начало. Глубоко вдохнув, спрятав клыки и обретя мало-мальски приличный вид, он склонился над девушкой.
Потом, все последующие годы после этого инцидента, Анри еще не один десяток раз вспоминал в мельчайших подробностях тот момент, когда она выдернула руку из его цепких пальцев. У него было тогда такое чувство, словно на него вылили ушат холодной воды. Но именно это и решило исход тех событий. Он сотни раз задавал себе один и тот же вопрос: “А смог ли бы я тогда остановиться, не сделай она этого резкого движения?” И каждый раз получал один и тот же ответ: “Скорее всего, что нет”. Тот случай и стал исходной точкой его новой, другой жизни. Лишь тогда он впервые задумался. Задумался о смысле существования. Ему казалось, что именно с того момента и началось его понимание смысла этой жизни. Ему казалось, что он нашел истину, свою истину…
Увидев над собой склонившегося вампира, Генриетта принялась мысленно прощаться с жизнью. Она крепко зажмурилась и приготовилась к худшему. Одна секунда, вторая, третья… Время шло, а ничего не происходило. Тогда она осмелилась открыть глаза. Он смотрел на нее отсутствующим взглядом. Потом усмехнулся такой же отсутствующей улыбкой и повел глазами в сторону кровоточащей руки: “Надо перевязать, а то так все добро пропадет. Зажми надрезанные сосуды”. Он пытался шутить, хотя и понимал, что у него это скверно получается. Он взял подол ее платья и оторвал кусок материи. Потом поднял ее все еще окровавленную руку и клочком тряпки зажал укус. Быстро и не очень ловко перемотав руку, он отошел на некоторое расстояние. Голод продолжал мучить. Жалкие крохи не могли заглушить зияющую пустоту в желудке. Он пытался бороться. Он чувствовал, что пока что еще справляется. Но что-то будет дальше. А что именно, он сейчас бы вряд ли смог дать вразумительный ответ. На сколько времени его еще хватит - этой информацией он пока не владел. Даже понятия не имел.
В его недолгой вампирской жизни (ну, или точнее уже нежизни) - это был первый случай реального голодания, и как следствие, ощущение всех невзгод, которые сваливаются на человека (пусть даже и бывшего), в котором вампирское начало подавляет любую положительную человеческую эмоцию, уступая место лишь голоду, невыносимой жажде и их жестоким спутникам: ненависти, смерти, жестокому вожделению. Голод превращает вампира не просто в зверя (звери, как известно, лишь испытывают голод и, соответственно, пытаются его удовлетворить, как умеют, все же это не их вина: природа создала их такими, жестокими, они не могут контролировать свои чувства, их сознание не настолько мощно), а в сознательного монстра, который, нет, не может, а не хочет больше контролировать себя, который сам себя спускает с цепи. И не чувствует ни капли сожаления… Понимание всего этого острой стрелой вонзилось в сознание Анри. С того дня его жизнь изменится. Но об этом после…
- Тебе лучше уйти. Я не знаю, сколько еще смогу сдерживать себя. Генриетта поднялась. Голова продолжала кружиться, ноги подкашивались, но она все же, осмелев, посмотрела вампиру прямо в его кровью налитые глаза и вызывающе произнесла: “А извиниться не хочешь?”. Она понимала, наверное, что это было лишнее, что надо было просто подобрать полы платья и бежать, бежать, куда глаза глядят, подальше от этого чудовища. Но все произошедшее дотоле с ней так сильно повлияло на ее восприятие, так резко изменило ее видение окружающего мира, так круто переменило всю ее жизнь, что она, казалось, не до конца понимала, какую чушь несет. Зато понимал Анри. А потому огромным усилием воли сдержался. Он понемногу приходил в себя, а потому взял себя в руки и постарался обрести контроль над ситуацией. В следующее мгновение, подняв легкий, едва заметный, ветерок, он оказался так близко рядом с Генриеттой, что она непроизвольно отшатнулась. Она в удивлении подняла брови. До этого ей не доводилось видеть, с какой скоростью на самом деле перемещаются вампиры, хотя, впрочем, до этого случая ей и вампира-то видеть не приходилось…
- Убирайся. И поскорее. - Он прошипел ей это в самое ухо. Наверное, это уже-таки дошло до ее разгоряченного сознания, отрезвило ее, и, забыв о своем ослабленном состоянии, она бросилась наутек.
…А потом вдруг, как это часто бывает во сне, картинка полностью изменилась. Перед глазами появился какой-то странный туман, да и в голове, казалось, все переворачивается. Но вот, глаза медленно открываются сами собой или словно невидимая сила движет ими… Но туман все не рассеивается. Ах, да это же не в голове так туманно, а наяву. И ничего не различить… Но ей почему-то кажется, что это вовсе и ненужно. Сладостное желание разливается по телу, неясный трепет охватывает все ее существо. Как хорошо, как легко, как все понятно…
Так приятно ощущать, что сейчас вновь, в который раз она почувствует всю полноту страсти и счастья… исчезнет это томление, и она стоит спокойно в преддверии чего-то восхитительного, сверхъестественного… Постепенно туман рассеивается, и перед ней появляется его статная фигура. Ах, но почему же он весь в черном и что это за шрам под левой бровью? Да разве это имеет сейчас значение? Нет. Конечно же, нет. Что это за глупые мысли?! Главное, что он вот сейчас здесь, рядом, и на его лице все та же загадочная, столь многообещающая улыбка. Он все приближается и приближается… А ее томление все усиливается. Веки в сладкой истоме тяжело опускаются на глаза, она чувствует, знает, что он сейчас подойдет, обнимет ее… она всегда испытывала какое-то странное чувство в его присутствии, ни с чем несравнимое блаженство, желание продлить его до бесконечности… Это ощущение возникло у нее, еще когда она было человеком, и так и не исчезло после обращения, даже скорее усилилось. Вампирские эмоции ведь намного сильнее, чем у людей. Это как все время быть под кайфом, что ли… прикосновение его рук, их нежность и ласка…ее тело извивается в страстном желании, его губы ищут ее губ, соприкасаются, сливаясь в пламенный, исступленный поцелуй… Да, ничего не изменилось, все по-прежнему: также страстны их объятия, так полны их чувства друг к другу, их любовь не угасла, их желание столь же велико, а счастье - безгранично… Но вот что-то не так. Но что же? Она смотрит на него широко раскрытыми глазами и замечает странное выражение, внезапно появившееся на его лице.
![Джиллиан - Ясная ночь [СИ]](/uploads/posts/books/2692/2692.jpg)
