Антон Грановский - Гончие смерти
Глеб покосился на нее…
– В другой обстановке меня бы твое предложение только порадовало. Но сейчас – извини.
– Значит, нет?
– Нет.
Лесана нахмурилась.
– Но ты еще слишком слаб.
– Не настолько, чтобы изображать перед тобой ребенка, – сухо отчеканил Глеб. – А теперь – уходи.
Лесана несколько секунд постояла, будто ожидала, не передумает ли Глеб, потом нехотя повернулась и зашагала прочь.
Глеб медленно разделся. Каждое движение доставляло ему боль. Мускулы и суставы двигались так, будто совсем позабыли, как это делается.
«Три года… – мрачно думал Глеб. – Три гребаных года, проведенных во сне… Если бы пошел в армию, успел бы отслужить в Морфлоте».
Глеб криво ухмыльнулся, затем оглядел свое голое тело. Тело это исхудало и высохло, мышцы ослабли, превратившись в тряпки, а кожа стала бледной и дряблой.
Испытывая к себе отвращение, Глеб стал медленно входить в воду. Шажок. Еще один. Холодная вода пронзила ступни сотней раскаленных игл, и Глеб едва не выскочил обратно на берег. Однако, сцепив зубы, преодолел себя и двинулся глубже.
Стоя в воде почти по пояс, Глеб сорвал пучок сухой травы, смочил его водой и, протянув руку, окунул в золу. А потом стал осторожно растирать свое тело. Сперва медленно, поморщиваясь от боли, потом все сильнее и сильнее.
Помывшись, Глеб отшвырнул измочаленный пучок травы, взял кинжал Лесаны и склонился над водой. Длинные седые пряди одна за другой падали в воду. Приведя в порядок волосы, Глеб занялся бородой.
Когда спустя двадцать минут Глеб вернулся к костровищу, его было не узнать. Подрезанные серебристые волосы были вымыты и зачесаны назад, открыв высокий бледный лоб. Борода и усы, почти не тронутые сединой и сохранившие свой темно-каштановый цвет, были тоже аккуратно и коротко подрезаны.
Хлопуша одобрительно кивнул.
– Отлично! – сказал он. – Ты стал похож на прежнего Первохода. Вот только волосы твои совсем седы. Да и худ ты, брат. Пора тебе отъедаться.
– Как раз этим я и собираюсь заняться, – сказал Глеб, присаживаясь к костру. – Как мясо? Готово?
Лесана смотрела на него с интересом. Глеб перехватил ее взгляд, усмехнулся и сказал:
– Ну, как? Нравлюсь?
– А ты гораздо моложе, чем я думала, – проговорила Лесана. – На твоем лице совсем нет морщин. А глаза – ясные и чистые.
– Ты находишь? – Глеб насмешливо хмыкнул. – Видимо, диета, на которой меня держали охоронцы, пошла мне на пользу.
Лесана улыбнулась.
– Силы возвращаются к тебе быстрее, чем можно было ожидать, Первоход.
Хлопуша засмеялся и тихонько толкнул Глеба плечом.
– Я же тебе говорил, сестренка, этого парня никакой Морией не перешибешь!
Глеб рад был поддержать их веселье, но на улыбку у него уже не осталось сил.
…До рассвета оставался час. Хлопуша крепко спал на ворохе мха в трех шагах от костра. Связанный по рукам и ногам волхв лежал чуть в стороне от здоровяка. Рот его был заткнул тряпкой, голова замотана в плащ, а от щиколотки чародея к запястью спящего Хлопуши тянулась веревка.
Глеб сидел на бревне и задумчиво смотрел на костер. К нему тихой походкой подошла Лесана. Глеб взглянул на нее и негромко осведомился:
– Не спится?
Девушка кивнула:
– Угу. Можно я чуть-чуть посижу с тобой?
– Конечно.
Она села рядом. Некоторое время оба молчали, потом Лесана покосилась на Глеба и тихо проговорила:
– Ты убил много моих соплеменников, Первоход. И я понимаю, что должна тебя ненавидеть, но… Иногда я забываю о том, кто ты и какое горе принес моему народу.
Взгляды их встретились. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и Лесана первой отвела глаза.
– Ладно, не буду тебе мешать, – тихо сказала она и хотела подняться с бревна, но Глеб взял ее за руку и удержал.
– Погоди, – сказал он. – Я хочу знать, что означают твои слова?
Лесана закусила губу и несколько секунд молчала в нерешительности. Затем тяжело, с явным трудом, проговорила:
– Я ведь женщина, Первоход. И, как женщине, ты мне очень нравишься.
– Вот как? Интересно, почему я, а не Хлопуша. Он добрый и сильный малый. И он умеет быть преданным и заботливым. А в моей душе – выжженная пустыня, и мне давно на все наплевать.
Лесана покачала головой.
– Это не так, Первоход. Ты просто устал. Устал еще до того, как тебя заключили в темницу. Лицо у тебя молодое, но голова бела, будто у старика. Эта седина не от лет, а от чрезмерных переживаний.
Глеб усмехнулся.
– Тебе нравятся мужчины с прошлым?
Лесана задумчиво покачала головой.
– Я знала, что ты поднимешь меня на смех.
– Прости, – смутился Глеб. – Я не хотел тебя обидеть.
Прядь серебристых волос упала ему на лицо. Темные брови, усы и борода на фоне белых волос казались совсем черными. Откинув прядь небрежным жестом, Глеб заговорил снова:
– Ты знаешь, за те три года, что я провел в царстве кошмаров, я видел много такого, что язык не повернется назвать просто сном.
– И что же ты видел, Первоход?
– Чаще всего я видел далекое будущее. Цивилизации пришел конец. Города превратились в леса, дороги – в звериные тропы и реки. Самые высокие и крепкие здания, сумевшие устоять под натиском ветра, дождя и снега, заросли травой и деревьями. Представь себе: каждое высотное здание – это целый лес, наполненный живностью. – Глеб замолчал. Вновь посмотрел на костер, нахмурился и сказал: – Прости, что я тебе это рассказываю. Это был мой личный ад, и тебе он, конечно же, не слишком интересен.
Оба помолчали, глядя на огонь. Первым молчание нарушил Глеб.
– Почему ваши жрецы решили, что я могу помочь вам? – спросил он.
– Они увидели это. Ты же знаешь, жрецы видят то, что скрыто от прочих.
– Но я понятия не имею, как бороться с этими вашими… гончими смерти. Я много лет боролся с волколаками и оборотнями, но адские псы – это не по моей части.
– Ты боишься? – удивленно спросила Лесана.
– Не то чтобы боюсь… Просто… не хочу тебя разочаровать.
– Ты не разочаруешь меня, – убежденно заявила Лесана. – Это сказали жрецы Наурана, а они никогда не ошибаются. До рассвета осталось меньше часа. Пойду попытаюсь хоть немного поспать.
Она поднялась с бревна и зашагала к груде елового лапника и мха, на которой Хлопуша устроил ей постель.
…Глеб не ошибся, предположив, что сундуки в доме волхва набиты роскошными вещами. Вернувшись из деревни, Хлопуша вручил Первоходу шитый золотом терлик, замшевый полукафтан, яловые сапоги и новенький плащ с серебряной фибулой.
Себе он тоже кой-чего прихватил. Верзила обрядился в роскошную ферязь, приличествующую самому князю, а брюхо подвязал алым кушаком с длинными кистями, на концах которых поблескивали маленькие яхонты.
