Александр Бушков - Колдунья-беглянка
Ольга направилась в ту сторону. Человек стоял спиной к ней, привалившись плечом к полосатому столбу и вроде бы мурлыча что-то под нос. От всей его фигуры так и веяло самой заматерелой скукой. Судя по одежде, перед ней оказался не мужик, а субъект в обычном городском платье, носившем даже некоторые признаки сближения с последней модой, правда, стоявший, надо полагать, не особенно и высоко на общественной лестнице.
– Прошу прощения, – издали сказала Ольга. – Не подскажете ли, сударь, какая это часть?
Человек обернулся без испуга и удивления, осмотрел ее с ног до головы, покачал головой, свистнул, крякнул:
– Фу-ты ну-ты! Откуда ж вы такой выбрели… сударь?
Голос у него был веселый, сам он выглядел довольно молодо и, судя по устойчивому запаху какого-то скверного алкоголя, был выпивши – но только слегка. Ольга не почувствовала в нем ни опасности, ни угрозы для себя.
– Какая это часть? – терпеливо повторила Ольга.
– Часть? Да как все прочие, полицейская, – незнакомец, все так же посвистывая сквозь зубы, разглядывал ее с откровенной насмешкой. – Шалан на талан? Онвад то аватсирп? Ах, не разумеете, ваше сиятельство… Это где ж вас в такой вид привели, милсдарь?
– Неважно, – сказала Ольга. – Послушайте… Здесь где-нибудь можно найти подходящие башмаки?
– Башмаки? Да здесь, скажу вам по чести, сударь, можно и натуральнейшего персидского слона найти, хоть в живом виде, хоть в чучельном. При соблюдении одного непременнейшего условия… – и он выразительно потер большой и указательный пальцы, подняв их к самому Ольгиному лицу. – Ежели соображаете, о каких я высоких материях…
Все было понятно, и Ольга, поколебавшись, полезла в карман панталон, нащупала там вязаный кошелек управителя, запустила пальцы, не рискуя извлекать кошелек на свет божий в присутствии столь непонятного субъекта. В щепоть ей упрямо подворачивались довольно маленькие монетки, которые с равным успехом могли оказаться как серебряными пятиалтынными, так и золотым империалами, кои извлекать сейчас было бы и вовсе неблагоразумно. Наконец она нашарила солидных размеров денежку, которая, ну что за напасть, являла собою серебряный рубль. Многовато, конечно, но не перебирать же деньги на ладони…
– Извольте.
– Тысяча благодарностей, милсдарь! – незнакомец, оживившись, проворно попробовал рубль на зуб, подбросил, ловко поймал. – Теперь видно, что я имею дело с благороднейшим человеком, коему, согласно правилам чести, отслужить готов всей душою… Изволите пройти со мной в ресторан? Там мы в два счета сыщем оборотистых людей, которые вам за смешные суммы любое содействие окажут… – он расхохотался, заметив, что Ольга принялась недоуменно озираться. – Рестораны тут непрезентабельны, зато открыты круглосуточно… Не угодно ли?
Он подошел к дому, постучал в полуподвальное окошко. Отдернулась занавеска, изнутри забрезжил неяркий свет, распахнулась форточка, и к ней прижалась ухом какая-то физиономия. Незнакомец, согнувшись в три погибели, что-то сказал – похоже, на том самом тарабарском языке, на котором совсем недавно обращался к Ольге, – и, выслушав невнятный ответ, выпрямился, улыбаясь во весь рот:
– Не извольте беспокоиться, все сладилось. Здесь, конечно, вам не Аглицкий клуб, но место, приятное во всех отношениях, ежели у вас в кармане позванивает нечто, имеющее хождение на всем пространстве империи Российской… Прошу-с! – и он указал на крыльцо.
Ольга последовала за ним – не без некоторой тревоги, но что еще оставалось делать, как не рискнуть в очередной раз?
В небольших сенях, где пахло кислой капустой и вениками, горел на стене крошечный фонарик. Ольгин провожатый уверенно распахнул дверь слева, за которой обнаружилась скудно освещенная лестница, ведущая вниз.
– После вас, – вежливо сказала Ольга.
– Как угодно-с, – пожал плечами незнакомец и без промедления, с видимым нетерпением стал спускаться первым.
Ничего жуткого внизу не обнаружилось. На зловещее логово разбойников помещение никак не походило: довольно большой подвал со сводчатым потолком, слабо освещенный полудюжиной свечей в извозчичьих фонариках, прикрепленных там и сям. Посреди протянулись два длинных пустых стола, окруженных разнокалиберными табуретами и стульями грубой работы, а вдоль стен размещались отгороженные дощатыми стенками клетушки. Большая их часть тонула во мраке, и никого там не было, только в одной вокруг неказистого стола сидели несколько человек и о чем-то толковали воодушевленно-пьяными голосами. На вновь прибывших они, кажется, и внимания не обратили.
Совершенно непонятно откуда вдруг возник здоровенный мужичина в полосатых шароварах, смазных сапогах и черной плисовой жилетке поверх розовой рубахи в белый горошек. Волосы его, смоченные репейным маслом, были тщательно уложены на прямой пробор, борода опрятно расчесана, а поперек жилетки тянулась толстая часовая цепочка с целой пригоршней разнообразнейших брелоков и печаток. Вполне мужицкий вид, вот только глазки чересчур прыткие и пронзительные для простой деревенщины.
– Здорово, Грек, – сказал он не без настороженности. – Я ж тебе говорил, что нынче у нас все за деньги, а в долг не иначе как завтра, так что завтра и приходи…
– Не испытываю потребности, – гордо ответил названный Греком, извлек полученный от Ольги рубль и торжественно поводил им перед лицом трактирщика. – Сам видишь, нынче мы королю кумовья…
– Дай-ка, – трактирщик отобрал у него монету, попробовал на зуб, подкинул на ладони, вернул. – Надо ж, разжился… Вроде б и не слышно было поблизости, чтоб орал кто-то: «Караул, грабят!»…
– Обижаешь, Фома, – с принужденным смешком сказал Грек. – Мы деревянной иглой не шьем, сам знаешь, мы безобидные… Приютить бы нас, Фомушка, накормить, напоить и обогреть… а кроме того, башмаки бы по ноге подобрать молодому человеку из самого что ни на есть приличного семейства…
– Ох, не похож… – сказал, как отрубил, трактирщик, окинув Ольгу колючим взглядом.
– Что ж ты, Фомушка, не зная человека, обижаешь… – затараторил Грек. – Молодой человек, надобно тебе знать, будучи в гостях у предмета своей пылкой страсти – чье имя тебе знать вовсе даже и необязательно, – был застигнут врасплох не то что злобным мужем, а еще и двумя альгвасилами с пистолетами. Вот и пришлось по ночному Петербургу скрываться в том, что под руку подвернулось… Смекаешь?
«Он, кончено, первостатейный прохвост, пробы ставить негде, – подумала Ольга. – Но мысль подкинул замечательную. Чем не объяснение для окружающих?»
Фома глянул на Ольгу:
– А деньги тоже забыл, сбегая от… предмета, или все ж успел прихватить?