Анастасия Вернер - Кровавый закон
— Я хочу называть ее Пушистик! — воскликнула длинноволосая блондинка.
— А что, по-моему, не плохо! — поддержали ее близняшки.
— Скучно. — Это, кажется, была темноволосая и длинноногая.
— Девочки, тише! — захлопала в ладоши рыжая. — Вы ее пугаете!
Олиф сидела, разинув рот от удивления.
Все понемногу смолкли.
— Итак, Олиф, — добродушно улыбнулась рыжая, — как ты уже поняла… твое имя… оно…
— Не котируется, — вставила Кудряшка.
— Ты хоть знаешь, что это значит, дура? — тут же зашипела на нее, кажется, Родинка.
— Знаю!
— И что?
— Это значит, что ее имя дурацкое!
— Ну так вот, — перебила рыжая, — мы решили называть тебя Пушистиком.
Наверное, если бы Олиф в данный момент могла шевелиться, она бы забилась в истерике, давилась смехом вперемешку со слезами, но ее охватил полный ступор, и все, что она могла сделать — это пару раз моргнуть.
Пауза затягивалась, девушки ждали реакции на слова рыжей «лапочки», но в комнате повисла тишина.
— Может, она немая? — не выдержала Кудряшка.
— Она же сказала нам свое имя, дура! — злобно опровергла такое предположение Родинка.
— Тогда что с ней? — возмутилась пухлая девушка.
— Наверное, она просто в шоке, — выдвинула свое предположение, то ли Ви, то ли Ди.
— А она живая вообще? — подняла бровь Кудряшка.
— Кто-нибудь ткните ее! — раздраженно перебивая всех остальных, воскликнула Гера.
— Куда?
— Куда-нибудь!
Одна из блондинок-близняшек вскочила на ноги и приблизилась к Олиф.
— Не надо в меня тыкать! — испугалась та.
— Ты смотри-ка, живая, — присвистнула длинноногая брюнетка.
— И разговаривать умеет, — подхватила Родинка.
— Ну, что нам скажешь? — скрестила руки на груди Кудряшка.
В комнате снова повисла тишина. Олиф уже справилась со своим шоком и теперь прекрасно понимала, что действительно нужно что-то сказать.
— Э-э… а почему у вас такие странные имена? — Ее голос звучал приглушенно, словно она уже очень давно не разговаривала.
— Тут все просто, — улыбнулась рыжая. — Родинку так называют из-за родинки на щеке, Кудряшку — из-за кудрей, Геру…
— На самом деле, ее зовут Мегера, — встряла пухлая «лапочка».
— Заткнись! — шикнула на нее длинноволосая блондинка.
— Да, Геру на самом деле зовут Мегерой — за характер, — продолжила рыжая, — Ви-Ди… — тут у нее на переносице образовалась морщинка, — э-э… кто-нибудь помнит, почему их так зовут?
Девушки отрицательно замотали головой.
— Ну, в общем, вот так.
— А можно спросить! — воскликнула Кудряшка, обращаясь к Олиф.
Та слабо кивнула, понимая, что отвечать на вопросы, так или иначе, придется.
— Ты сама придумала такую прическу?
— Ну… да.
И тут на нее шквалом посыпались вопросы. «Лапочки», перебивая друг друга, голосили на весь подземный лабиринт, похоже, даже не замечая, что Олиф ни на какие вопросы не отвечает.
— Как давно ты в пустыне?
— Как ты попала сюда?
— А ты не помнишь, кто тебя сюда привел?
— С тобой кто-нибудь еще был? Мужчина? Красивый?
— У вас роман?
— Дети есть?
— А хочешь?
— Что ты больше любишь: доставлять или получать удовольствие?
— Ты ешь овсянку? Ты вообще много ешь?
Олиф в отчаянии посмотрела на рыжую «лапочку», имени которой так и не узнала, взглядом умоляя прекратить этот ужас.
— Ладно, девчонки, Пушок уже устала, возвращайтесь в свои комнаты.
Девушки разочарованно заворчали и начали разбредаться. Неожиданно к Олиф подскочила Кудряшка и затормошила:
— А ты точно не помнишь, кто тебя сюда привел?
Олиф испуганно замотала головой.
— Жаль… надо было запомнить…
И эта жизнерадостная «лапочка», словно ветер, плавно выплыла из комнаты. Как только дверь захлопнулась, Олиф показалось, что у нее в ушах до сих пор стоит жуткий гомон голосов. Девушка устало потерла виски. Ей на мгновение представилось, что все это больше похоже на сумбурный день равноденствия — именно в этот праздник все девушки наряжались в разные костюмы — смешные и не очень, элегантные и потешные, открытые и эротичные — и устраивали пляски до самого утра. На этот праздник сбредались люди не только из всего села Чернь, но и из соседних тоже. Сотни «разноцветных» людей гуляли по улочкам, стучали в дома, а иногда и просто так заходили, хозяева не возражали, наоборот, они были обязаны оказать хлебосольный прием.
Жаль, Олиф этого уже никогда не увидит.
— Они могут показаться немного странными, — сказала рыжая, — но ты скоро привыкнешь.
Конечно, привыкнет. Ей ничего и не остается, как привыкнуть.
«Лапочка» неожиданно заторопилась, быстро расчесала волосы, пшыкнула чем-то себе на шею, разгладила складки на своем прозрачном одеянии.
— Ты уходишь? — спросила Олиф.
— Да, мне нужно идти, — кивнула рыжая, — посиди тут. Тебе что-нибудь нужно? — спросила она уже около двери.
— Я хочу есть.
— К сожалению, еду принесут…мм… попозже.
Во взгляде рыжей девушки проскользнуло что-то сочувствующее, но она тут же быстро развернулась и вышла. Олиф молча наблюдала за закрывающейся дверью.
Теперь в комнате повисла удушающая тишина.
Девушка поднялась и подошла к своей постели. Та была деревянной, даже с периной. Может, все не так уж и плохо? Олиф легла и тут же почувствовала, как пружина прогнулась под ее весом. Это было приятно, не то, что жесткая земля и шуршащий песок.
Она посмотрела на потолок: на нем играли тени, отбрасываемые пламенем свечи, они то увеличивались, то, наоборот, становились крошечными, разделялись и окутывали все пространство. Олиф вспомнилась ночь на оазисе, когда она пошла сменять пропитавшуюся кровью ткань, и заодно решила постирать платье. Тогда, в окружении больших, высоких деревьев, которые отбрасывали практически такие же зловещие тени, она чувствовала необъяснимый страх за свою жизнь.
А теперь чувствует страх только перед неизвестностью.
Что-то внутри Олиф надломилось. Она оказалась там, где так боялась оказаться, и теперь лежала на мягкой постели, в чистой, ухоженной комнате, и все выглядели безумно приветливыми. Только это лишь фон, обложка. Что скрывается внутри, Олиф не знала, и этой неизвестности боялась больше всего.
Вспомнив про нож, девушка села и чуть приподняла перину. Покрутив в руках маленький предмет, которым буханку хлеба-то разрезать было трудновато, сунула его за пазуху.
Девушка прошлась по комнате, еще раз поразившись разнообразию цветовых оттенков. Казалось, что она действительно попала на радугу, а не под землю.
