Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

– В прошлом году начала, неполный день. Потом Бренда попросила взять еще несколько часов и… Я еще в «Босуэле» подрабатываю, по понедельникам и четвергам.

– Правда? Я там тоже работала, недолго кухонной посудой занималась. Тяжело приходилось.

– А я в галантерее.

Полина закончила резать лук и высыпала его в большую кастрюлю на плите.

– Что это будет? – поинтересовалась Лира.

– Оленье рагу, но я только начала. Основную работу Бренда делает. Какие-то свои особые пряности кладет, не знаю какие. Я вообще-то еще учусь.

– Она готовит одно большое блюдо каждый день?

– Раньше готовила. В основном жаркое на вертеле, а потом Малкольм предложил внести разнообразие. У него правда были хорошие идеи.

Она снова покраснела и отвернулась, чтобы помешать лук, который уже начал шипеть и плеваться маслом.

– Ты давно знаешь Малкольма?

– Ага. Выходит, что давно. Когда я маленькая была, он… ну, то есть я думала, что он… ох, не знаю. Он всегда был со мной таким милым. Я все думала, что он примет у Реджа паб, когда тот на покой уйдет, да, видать, не к тому все шло. Мал теперь вон какой профессор. Я его почти не вижу.

– А тебе хотелось бы заправлять пабом?

– Да куда уж мне-то!

– Вот весело было бы.

Деймон Полины забрался ей на плечо и что-то зашептал в ухо. Девушка склонила голову и слегка тряхнула ею, чтобы темные волосы упали и спрятали снова запылавшие щеки. Она еще немножко помешала лук, накрыла кастрюлю крышкой и убрала с огня. Лира наблюдала за ней. Смущение девушки словно заворожило ее, ей было немного стыдно, что она вызвала такую реакцию, – но почему, она и сама не знала.

Потом они сидели с Паном на террасе и смотрели, как мимо бежит река. Тут Пан ей все и объяснил.

– Она в него влюблена, – тихо сказал он.

– В кого? В Малкольма? – не поверила Лира.

– …и если бы ты не была так занята собой, то сама бы это заметила.

– И вовсе я… – начала Лира, но поняла, что не сможет убедить даже себя. – Но… он же такой старый.

– Очевидно, она так не думает. В любом случае, вряд ли он ее любит.

– Это ее деймон тебе сказал?

– Это и не нужно.

Лиру это почему-то потрясло, и снова она не могла сказать почему. Ничего ужасного в этой новости не было, просто… Просто это же был доктор Полстед! Впрочем, он сейчас совсем другой – даже одевается не так, как раньше. Дома, в «Форели», Малкольм носил клетчатую рубашку с закатанными рукавами, открывавшими золотой пух на руках, молескиновый жилет и вельветовые брюки. Скорее как фермер, подумала Лира, и уж совсем не как ученый. В мире речных людей и сельских работников, браконьеров и бродячих торговцев он был как дома: большой, крепкий, спокойный, добродушный – плоть от плоти этого места.

Если подумать, ничего удивительного, он здесь родился и вырос. Вполне естественно, что доктор Полстед так мастерски подает напитки, так легко заводит разговор и с незнакомцами, и с завсегдатаями, так быстро разбирается с любыми сложностями. Вчера вечером два посетителя чуть не подрались за картами, но Малкольм успел вывести обоих раньше, чем Лира вообще заметила, что происходит. Не сказать, что с новым Малкольмом ей было намного легче, чем с прежним доктором Полстедом, но она видела, как все его тут уважают. Но влюбиться… Она решила впредь избегать разговоров о Малкольме. Полина ей нравилась, и смущать девушку не хотелось.

Прибыв в Ботанический сад незадолго до шести, Малкольм заметил свет только в одном окне административного здания, в остальных было темно. Окошко привратника тоже было закрыто, так что пришлось тихонько постучать.

Внутри что-то зашевелилось, потом край ставня будто облили светом – к окну подошел кто-то с лампой.

– Сад закрыт, – раздался голос из привратницкой.

– Я пришел к профессору Арнольд. Она велела спросить про комнату Линнея.

– Ваше имя, сэр?

– Полстед. Малкольм Полстед.

– Хорошо. Главная дверь открыта. На один этаж вверх, вторая комната справа.

Главная дверь выходила в сад. Наверху лестницы горел слабый свет, а комната Линнея нашлась в двух шагах по коридору от кабинета директора, где Малкольм вчера беседовал с профессором Арнольд. Он постучал. Тихий гул голосов внутри тут же стих.

Дверь открылась. На пороге стояла Люси Арнольд. «Драматическая» – так, кажется, назвала ее Ханна… Именно таким сейчас и было ее лицо. Малкольм мгновенно догадался, что новости о найденном теле дошли и до нее.

– Надеюсь, я не опоздал.

– О, нет. Прошу, входите. Мы еще не начинали, но все уже на месте. Вы последний…

За столом для совещаний сидели еще пять человек; две антарные лампы низко висели над ним, углы комнаты тонули в полумраке. Двое из присутствовавших были немного знакомы Малкольму: специалист по азиатской политике из Сент-Эдмунд-холла и священник Чарльз Кейпс, теолог и, как сказала Ханна, тайный друг «Оукли-стрит».

Малкольм занял свободное место за столом.

– Ну, вот, – Люси Арнольд тоже села, – все собрались. Начнем. Для тех, кто еще не слышал: вчера полиция нашла в реке тело. В нем опознали Родерика Хассаля.

Она полностью владела собой, но Малкольму показалось, что он услышал дрожь в голосе. Один или два человека за столом издали легкий возглас потрясения или сочувствия. Люси Арнольд продолжала.

– Я пригласила всех вас, поскольку считаю, что пора рассказать друг другу всё, что нам известно об этом деле, и решить, какие действия предпринять. Не уверена, что все здесь знакомы между собой, поэтому попрошу вас кратко представиться. Чарльз, может быть, вы начнете?

Чарльз Кейпс был невысоким, очень аккуратным человеком лет шестидесяти, в белом стоячем воротничке, с деймоном-лемуром.

– Чарльз Кейпс, – сказал он. – Профессор богословия. Я здесь потому, что знал Родерика Хассаля и провел некоторое время в тех местах, где он работал.

Женщина рядом с ним, не первый взгляд ровесница Малкольма, бледная и встревоженная, обвела всех взглядом.

– Аннабель Милнер, ботаник. Я… я работала с доктором Хассалем над… вопросом о розах, прежде чем он уехал… уехал на Лобнор.

Следующим оказался Малкольм.

– Малкольм Полстед, историк. Я нашел на автобусной остановке сумку с документами. Среди них было университетское удостоверение доктора Хассаля, поэтому я принес находку сюда. Как и профессор Кейпс, я работал в той же части света, что и погибший. И заинтересовался происходящим.

Потом настала очередь стройного смуглого мужчины, лет пятидесяти или старше, с деймоном-ястребом.

– Тимур Газарян, – он кивнул Малкольму. – Моя область – история и политика Центральной Азии. Мы несколько раз беседовали с доктором Хассалем о положении дел в регионе, Еще до того, как он туда поехал.

Следующим был мужчина с почти желтыми волосами и с шотландским акцентом.

– Меня зовут Брюстер Напье. Вместе с коллегой, Марджори Стивенсон, мы написали статью о воздействии розового масла на микроскопию. Ввиду всего, что произошло с тех пор, я получил сегодня от Люси весть, которая пробудила во мне тревогу и интерес. Как и профессор Газарян, я беседовал с доктором Хассалем, когда тот в последний раз был в Оксфорде. Я совершенно потрясен известием о его смерти.

Последним сидел человек чуть старше Малкольма с редкими светлыми волосами и длинной челюстью. Лицо его было мрачным.

– Ларс Джонссон, – представился он. – Я был директором научно-исследовательской станции в Ташбулаке до Теда Картрайта. Там работал и Родерик.

– Благодарю вас, – сказала Люси Арнольд. – Итак, продолжим. Сегодня утром на факультет явилась полиция с вопросом, не могу ли я опознать тело, которое нашли в реке. На его рубашке… на рубашке погибшего была именная бирка, которая позволила связать его личность с Ботаническим садом. Свериться со списком сотрудников было несложно. Я пошла с ними, и да… это был… это был Родерик. Не дай мне бог еще раз принять участие в чем-то подобном. Его убили, это совершенно точно. Как ни странно, но мотивом, судя по всему, было не ограбление. Вчера утром доктор Полстед, – тут она посмотрела на Малкольма, – нашел на Абингдон-роуд холщовую сумку с бумажником и другими вещами Родерика и принес ее мне. Полицию находка, кажется, не слишком заинтересовала. Полагаю, они решили, что Родерик погиб в результате случайного нападения.