Александр Лукьянов - Раб сердец
Бран попытался что-то сказать, но Внята невозмутимо продолжала: — Кроме всего прочего, буду спокойна за твою безопасность. Меня крайне тревожит то, что каждый может подсыпать чего-нибудь в твою посуду. Да, кстати, не только в твою — мы часто собиремся за одним столом. Ласуня же будет постоянно при кухне, всё окажется под её бдительным надзором.
Бран обречённо вздохнул: — Возражать бесполезно?
— Попробуй. — отрезала Внята.
— Тогда рад знакомству. — Бран слегка поклонился Ласуне. — Откуда родом?
— С Малорунья я. Жила до минулого года в Белгороде-У-Залива.
— Правда?! — встрепенулся Бран. — Да там же моё детство прошло! Землячка! Вот здорово! Может быть, даже общих знакомых припомним?
— Чего ж нет? — улыбалась Ласуня. — Городок-то невеличкий.
— Вот и замечательно. — подытожила Внята. — Ешё наговоритесь, а пока пойдём, сестрица, покажу тарелочно-горшковое хозяйство.
Внята и Ласуня вышли. Бран отвернулся и быстро вытер глаза.
4.Конный разъезд Рати Братства остановился у развилки дороги. Дружинный Хмара снял кожаный шлем с чешуйчатой железной обшивкой, стащил промокший от пота льняной подшлемник, вытер вышитым платком темя и затылок.
— Пора брить голову, да всё некогда. — недовольно бурчал он. — Щетиной оброс, аки вепрь лесной, даже противно.
— Жарко, брат дружинный, не по-осеннему. — сочувственно откликнулся, отрядный по имени Водь, лучший в сотне самострельщик, земляк Хмары. — Будем сворачивать к протоке?
— Ясное дело. — согласился Хмара. — Самое время.
Разъезд двинулся направо. В кустах мелькнуло серое пятно. Молодой ратник Злын Простец насторожился. На небольшую полянку в зарослях жирнолиста выскочил кролик, забавно присел на задние лапы, передними принялс хлопотливо тереть мордочку. Простец вскинул самострел, однако тут же выронил оружие и от удара в ухо, потеряв стремена, повалился в дорожную грязь. Кролик исчез в зелени.
— За что?! — возмущённо заорал поднявшийся на четвереньки Злын. — Кто?!
— Я. - спокойно ответил Хмара. — Не благодари за услугу, боец, пустяки… А за что — пусть объяснит твой наставник.
Водь подъехал и досадливо посмотрел сверху вниз на Злына: — Чего раскорячился? Влезай в седло, пока конь другого хозяина не нашёл, поумнее. Да отряхни грязный зад, прежде чем садиться в седло.
— Что ж это такое? — продолжал возмущаться Простец. — Брат дружинный называется! «За услугу не благодари!»
— Да, — согласился Водь. — Дружинный у нас — человек добрый и скромный. Можешь не говорить ему «спасибо» за то, что избавил тебя от крупных неприятностей.
— Это от каких-же?
— Туповат нащ Злынька. — вздохнул Водь. — Сколько раз втолковывал и всё как о стену горохом. Что, до смерти голоден?
— Не…
— Без меховой шапки вусмерть замерзаешь?
— Не-а…
— Тогда зачем хотел пристрелить зверушку, если нет жизненной потребности ни в мясе, ни в шкурке?
— Да как же…
— Не перебивай отрядного. — жёстко оборвал Водь. — Развлечься хочется? Подойди к берлоге, пошуруй в ней, а как мишка вылезет — завали его голыми руками, на равных. Это я пойму. Зато не пойму того, кто просто так лишает жизни беззащитное существо, которое много слабее его? Убить ради развлечения… дерьмо какое… И потом, ты что, не знаешь, что у Брана заключен договор с птицами и зверями: Братство их не трогает, а они нам помогают.
— Нет, ну я замечал, конечно, что к шатру Брана вороны летают, один раз видел, как волк по стану пробегал.
— Вот-вот. А волк этот кому-то вред причинил? Лошадей напугал? — допрашивал Водь.
— Не-а, вроде бы… Быстро шмыгнул в шатёр Учителя, через какое-то время выбежал, да и был таков.
— На него кто-то руку поднимал?
— Нет, по-моему даже кони особо внимания не обращали. — Злын потрогал распухшее ухо.
— Вот видишь. Он свой.
— Так то был волк, а это — тупой жирный крольчище какой-то.
— Какая разница? — досадливо сморщился Водь. — Сто раз тебе было говорено: лишать жизни можно лишь того, кто собирается отобрать твою жизнь. Вот в бою, к примеру. Либо ты лешелюба, либо он тебя. Тут всё ясно, никто преступлением это не подумает назвать. Война есть война. Если тот же волк нападёт на тебя в лесу — а ни один зверь, находящийся в договоре с Братством никогда так не поступит — отбивайся. Охота есть охота. Зато первому нападать тебе не позволено! За такое в два счёта со своей тупой башкой расстанешься. Дошло, наконец?
— Из-за какого-то кролика? — продолжал ныть Злын.
— «Какого-то»? А давай я тебе от нечего делать вгоню в лоб стрелу и скажу: — «Да чего там, это был какой-то безмозглый рядовой самострельщик.» — рассер-дился Водь. — Всё, прикуси язык, едь молча и мысленно благодари Хмару, за то, что он спас тебя от рабского клейма на лоб до конца жизни, а то и от казни перед строем.
— Мух-то хоть бить можно? — не унимался Злын.
— Можно! — свирепо рявкнул Водь и звонким шлепком припечатал присосавшегося к лошадиной шее овода.
5.— С чем прибыли? — устало спросил Бран. — Так полагаю — не с ключами от города… Сдаваться, конечно, не намерены?
Перед ним стояли глашатаи, с утра вышедшие из ворот осаждённого Поползаевска — высокий, худой и жилистый старик с кругами под глазами и нескладная прыщавая девица в мужском одеянии. Сам Бран в окружении Учеников сидел за столом, заваленным донесениями, рисунками, грамотами, черновиками распоряжений.
— Не намерены. — твёрдо сказала девица. — Будем защищать свободу и народоправие! Но требуем выпустить из города женщин и детей, которым грозят лишения и бедствия! Это бесчелове…
— Ой, мамочки ж мои! — не дослушав, испугался Бран. — Требуете, стало быть? А что ж нам, убогим, грозит, ежели не подчинимся?
Мста не удержалась и громко прыснула.
— Не требуем. Просим… — старик дернул прыщавую за рукав. — Просим, Бран… Я много слышал о том, что ты всегда был честен и никогда — жесток.
— Жестокость без причины? Сдерживаюсь, насколько вообще возможно на войне. — чуть помедлив, согласился Бран. Он посерьёзнел, поднялся, прошёлся с заложенными за спину руками, остановился напротив послов. — По крайней мере, стараюсь. Беда только в том, что причин для жестокости всегда оказывается предостаточно. И, заметь, не от нас это зависит. Вот как сейчас, например. Задолго до осады мы предлагали сдать Поползаевск без сопротивления. Было такое? (Ученики согласно кивнули) А что ваши мудрые и добрые правители с уставшими от забот о народе взорами? Отказались! Мы не спешили и дали возможность покинуть город всем, не желающим сопротивляться. (-«И это было. — буркнул Стрёма Кулак. — Да только зря время тратили. Уговаривали ещё их, сволочь лешелюбскую!») Небольшая часть горожан так и сделала. Одни пришли к нам и стали нашими братьями. Другие просто продолжают честно зарабатывать кусок хлеба. Кто-то из них пострадал? Ни единая душа! Поэтому мы вправе считать своими врагами всех, кто остался в Поползаевске, заперся там и бьётся с Братством. А с недругами разговор корот… нет и не будет никакого разговора. — «За всё платят» — это же ваша поговорка, лешелюбы! С нас вы за всё норовили содрать плату, теперь сами сделали выбор, так извольте за него рассчитываться!
