Энтони Уоренберг - Клятва киммерийца
— Конан!.. Но… как же?..
— Я взялся исполнить клятву Мангельды и должен довести дело до конца, — мрачно сказал киммериец.
А потом в самых уголках его глаз возникло нечто вроде усмешки.
— Я здесь еще раньше тебя оказался. В одну ведь сторону едем… в Хааген. К антархам. А тебя, вижу, ничего не учит, опять в самое пекло лезешь.
— А ты, можно подумать, лежишь, закрыв голову руками, и ждешь, когда гнев богов пронесет мимо, — парировал Ллеу, бережно поднимая стонущую женщину, чтобы отнести ее в более безопасное место. — Как ты не понимаешь, Конан: стезя у нас такая — оказываться там и тогда, где мы нужны, и от судьбы своей не бегать.
Буря начала стихать только под утро, а до тех пор друзья вдвоем продолжали делать все возможное, чтобы спасти как можно большее количество оставшихся в живых селян.
— Ллеу! — услышал вдруг юноша тревожный возглас варвара. — Иди скорее сюда!
— Что случилось? — парень со всех ног кинулся к своему другу, склонившемуся над какой-то женщиной. — О боги… Элрина!
Видимо, изнемогая от тревоги за своего возлюбленного, девушка безрассудно покинула укрытие, в котором он ее оставил, чтобы быть с ним рядом. Наверное, смерч поднял ее в воздух, чтобы затем со страшной силой швырнуть на землю. Элрина была без сознания, и на первый взгляд казалось, что она мертва. Тонкая струйка крови стекала по нижней губе и подбородку.
— Да как же так?.. — в совершенной растерянности проговорил Ллеу.
Однако при звуках его голоса девушка открыли глаза.
— Любимый… мне сказали, что видели, как ты погиб… Я хотела бежать к тебе… надеялась, что успею чем-то помочь…
Она надрывно закашлялась, кровь сильнее побежала у нее изо рта.
— Молчи, — мягко приказал он, — мы вместе, все будет хорошо.
Элрина протянула к нему руки.
— Ты ведь не дашь мне умереть… правда?
— Я помогу тебе, любимая. Ты же не допустила, чтобы я умер…
Ллеу замер, прижав ее голову к своей груди. Дыхание девушки стало совсем слабым, малейшее движение изломанного тела причиняло ей острую боль, но Элрина не сводила глаз с любимого, и счастливое, какое-то умиротворенное выражение не сходило с ее лица. Не зная, чем он ей на самом деле может помочь, Ллеу снял со своей шеи сердоликовую ящерицу, дар Иоменри, и положил подруге на грудь, только тут заметим, что фигурка стала иной. Положение лапок изменилось, голова, тянущаяся к хвосту, слегка при поднялась, и — боги! — она смотрела на него ос мысленно и немного печально.
— Что это? — спустя какое-то время спросила Элрина, прикасаясь к амулету. — Ллеу… она… возвращает мне силы!
А еще чуть позже ее дыхание сделалось спокойнее и ровнее. Умирающая девушка в самом деле приходила в себя, и даже на щеках появился слабый румянец. Ллеу понял, что теперь она будет жить!.. Ему очень хотелось остаться с любимой хотя бы на несколько дней, но друзьям нужно было спешить. Он препоручил свою невесту заботам жителей селения, которые были настолько благодарны ему и Конану за помощь, что смотрели на них почти как на сошедших с небес богов; эти двое спасли более пяти десятков жизней. На вопрос, чем они могут их отблагодарить, Ллеу, не задумываясь, ответил:
— Сберегите Элрину, пока я не вернусь…
И Конан со своим спутником продолжили поход в Ландхааген.
Глава шестая
Над Кезанкийскими горами медленно поднимался огромный тревожный диск ока Митры, когда Конан и его спутник остановились возле подножия. Им надлежало перейти казавшиеся неприступными суровые хребты, отделяющие их от земель Хаагена. Памятуя и том, что нет такого пути, который не покорился бы людям несгибаемой воли, уверенным в своей конечной победе, они, после небольшой передышки, двинулись вперед. Лошадей, которые сейчас бы не ускорили, а лишь затруднили движение, они оставили в ближайшем селении.
Как выяснилось, удивительное чутье, совершенно птичье чувство пространства и направления, не изменяло Ллеу в горах так же, как и на ровной земле. Очевидно, в состояние панического замешательства его могла приводить только
обширная водная поверхность, здесь же, напротив, он испытывал невероятный восторг, усиливающийся по мере того, как спутники поднимались все выше. Впрочем, этот восторг не мешал ему двигаться очень уверенно, ставя ногу всякий раз так, чтобы при каждом шаге она попадала куда нужно, без риска, что какой-нибудь камень выскользнет и обрушится вниз, заставив его потерять равновесие и увлекая за собой. По узким извилистым крутым тропам он поднимался запросто, не сбивая дыхания, и только по тому, как лицо его делалось мокрым от пота, видно было, что подъем стоит ему определенных усилий.
Иногда юноша останавливался, поднимал голову и с замирающим сердцем любовался далекими вершинами, покрытыми белоснежными шапками снегов и скрывающимися в небе под темными клубящимися облаками.
— Боги, — вздыхал он, — если бы я был птицей, то мог бы жить там всегда!
— Но пока у тебя крылья еще не выросли, — сурово опускал мечтателя с небес на землю киммериец, — двигай шустрее ногами. На вершинах тебе делать нечего.
Первые два дня пути дались им относительно легко, и оба не замечали течения времени.
Однако на третье утро их продвижение значительно замедлилось. На горы внезапно опустился густой молочно-белый туман, до такой степени плотный, что не видно было пальцев собственной, вытянутой вперед руки.
И особенно тревожным было то, что туман этот казался не явлением природы, вроде дождя, снегопада или даже песчаной бури, — он был живым и безусловно, враждебным. В его густой белесой клубящейся влаге скрывалась незримая опасность, словно туман на самом деле являлся саваном, завернувшись в который, к ним неслышно приближались монстры, жаждущие их свежей крови.
Чудилось, что если внимательно вглядеться в пелену тумана, можно рассмотреть их глаза, пристальные, неподвижные, точно у змей, желтые, пересеченные посередине узкими, поперечно расположенными зрачками, — глаза, несущие смерть и вечный холод. Конан ни на миг не разжимал пальцев, стиснувших рукоять меча, в любой момент готовый достойно встретить опасность, в каком бы обличье она ни предстала. Ллеу осторожно двигался впереди.
Для него туман хоть и служил изрядной помехой, но все-таки не настолько непреодолимой, чтобы переждать, пока он отступит — оба путника понимали, что такое явление может продолжаться много дней.
Конечно, они старались держаться как можно ближе друг к другу, и все-таки силуэт юноши иногда расплывался перед глазами варвара, становясь чем-то вроде призрачных очертаний. И голоса, если один из них обращался к другому, окликая и интересуясь, все ли в порядке, звучали непривычно глухо, словно сквозь ткань капюшона.
