Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - Король-консорт
Он посмотрел на меня чуточку странно, как может этот металлический обломок размером с горошину быть живым, но смолчал, своему сюзерену нужно верить безоговорочно, оглянулся на свой отряд.
— Ну вот, шатер уже ставят.
— Подожду, — ответил я.
Он вздохнул, некоторое время мы сидели не отводя взглядов от зернышка. Наконец начальник разведки начал проявлять признаки нетерпения, я собрался уже послать его к лагерю волевым решением, когда из ямки донесся легкий щелчок.
Я затаил дыхание, земля вокруг зернышка слегка взбугрилась, получилось ровное такое колечко.
— Сработало, — прошептал Норберт.
— Да, — ответил я тоже тихо и не шевелясь, словно страшусь спугнуть, вдруг да выпрыгнет, как кузнечик, и улетит, распустив слюдяные крылышки. — Запускает корешки.
Он покачал головой.
— Невероятно...
— С Божьей помощью, — ответил я твердо и перекрестился, — в нашем мире вероятно все, что допускает Господь.
Он наконец оторвал взгляд от зернышка, что снова замерло, поднял голову.
— Я сейчас пришлю отряд, — сказал он. — Как я понимаю, это объект повышенной охраны.
— Чрезвычайно повышенной, — подтвердил я. — Я уже послал во все стороны гонцов, чтобы собрали священников, а самых быстрых к отцу Дитриху.
Он кивнул, добавил, выказывая хорошую память:
— А также архиепископу Сен-Мари, прелату Его Святейшества, примату всей Армландии, Турнедо, Варт Генца, Скарляндии...
— А теперь еще и Великой Улагорнии, — сказал я, — о чем он еще не знает. Но самое главное, великому инквизитору!
— Да, — согласился он, — это весомее, чем даже кардинальская мантия.
Я посмотрел на него очень внимательно.
— Что-то знаете?
Он загадочно улыбнулся.
— Просто предположил.
— Свое дикое предположение никому не высказывайте вслух, — велел я. — А то отец Дитрих вдруг да решит, что это я проболтался. Пришлите самых верных, исполнительных и не трусливых!
Он поднялся на ноги, во взгляде появился укор.
— Ваше Величество!
— Действуйте, барон, — ответил я. — Не вечно же мне здесь сидеть на четвереньках.
Он птицей взлетел на коня, как ураган скатился по склону, а в лагере тотчас же к нему сбежались все его люди. Через четверть часа холм окружили у основания по периметру, а сам Норберт поднялся ко мне и доложил, слегка запыхавшись:
— Я решил, что лучше сюда вообще никого не допускать. Объяснил, что здесь ожидается чудо Господне, и сюда уже едут священники из Армландии и Турнедо.
— Хорошее решение, — сказал я с облегчением. — Смотрите, что было за это время...
Валик земли вокруг зернышка заметно поднялся, теперь наверху блестит только крохотная точка металла, но и ее засыпало, пока мы таращили на нее глаза.
— Что теперь? — спросил он снова шепотом. — Оно не уйдет в землю?
— Вряд ли, — ответил я с сомнением. — Хотя, конечно, должно запустить корни поглубже.
— А запустит?
— Если вашему королю надо, — ответил я с достоинством, — то еще как запустит! Чтобы соки земли тянуть, надо же питаться, иначе как расти, и чтобы ветром не вывернуло?
— А наверх?
— Попрет, — заверил я, хотя на сердце было холодно. — Куда денется!
Он с тревогой смотрел, как я присыпал землей, разминая ее в пальцах для рыхлости, а сверху ямочку накрыл тоненьким слоем почвы с растущей травкой.
— Теперь никто не найдет, — сказал я, — это секретнейшее место. А в лагере надо велеть всем помолиться на ночь, чтобы Господь явил чудо в поддержку нашего воинства.
Он подумал, кивнул.
— А за ночь вырастет?
— Не знаю, — ответил я честно, — Но даже если росток покажется, и то хорошо. А если нет... надо молиться каждый вечер. А когда прибудут священники,
пусть устроят крестный ход вокруг холма с пениями псалмов и призывами к Господу явить свою милость.
Он посмотрел на меня с уважением.
— Ваше Величество, а вы настоящий государь.
Я спросил настороженно:
— Это в каком таком смысле?
— Ничего не упускаете, — ответил он. — Я бы даже не подумал о священниках, как и все военачальники, которых знаю. А вы зело мудро... Вы идите отдыхайте, а я тут посторожу.
— От кого? — спросил я в удивлении.
— От вашей собачки, — ответил он и посмотрел на меня очень серьезно. — Если захочет тут порыться, весь холм снесет!
Я поморщился, спросил с неохотой:
— А чего вздумает рыться?
— Ваш запах, — пояснил он. — Вдруг возжелает посмотреть, какую сладкую косточку вы там спрятали?
— Бобика никуда не отпущу, — пообещал я. — А потом вообще двинусь дальше, дел много.
Вечером весь отряд в две сотни человек прочел молитву, стоя лицом к холму, а утром ко мне в шатер ворвался сотник Мериний, встрепанный и возбужденный до крайности:
— Ваше Величество!
— Что стряслось? — буркнул я.
— В лагере архиепископ! — вскричал он.
— И что? — осведомился я. — Это я его вызвал... А если это отец Дитрих, то пригласил любезно. Успокойся, мы на стороне церкви. Вернее, она пока что на нашей стороне. Где он?
— Только въехал на ослике, — сообщил он быстро, — благословляет воинов...
— Прекрасно, — ответил я.
Он выметнулся, я сделал радушное лицо, хотя обрадовался на самом деле, но вдруг да чего не так. Вышел наружу и увидел, как отец Дитрих слезает с ослика, почтительно поддерживаемый воинами.
Я бросился навстречу, смиренно преклонил колено и поцеловал руку.
— Отец Дитрих!.. Как же мне вас недоставало!
Он со сдержанной улыбкой благословил меня, быстро нарисовав над моей головой крест размером с комара, кивнул в сторону шатра.
— Пойдем, расскажешь.
В шатре он опустился в первое попавшееся кресло, что значит — устал в дороге, произнес строго деловым голосом:
— Рассказывай.
Я спросил почтительнейшим голосом:
— Может быть, вина? Или отдохнете с дороги?
— Как-нибудь потом, — ответил он. — И отдых тоже.
Я в изумлении смотрел, как он подержал над столом руки, пробормотал незнакомую мне молитву, ни в одних святцах не встречал, перед ним медленно появилась чашка с дымящимся горячим кофе.
Он с усмешкой взглянул в мое лицо.
— Забыл? У тебя подсмотрел. Должен признать, чудесный напиток.
Я опомнился, сказал торопливо:
— Тогда я должен угостить вас... тем более. А то вам, отец Дитрих, приходится употреблять всегда один и тот же сорт.
— А что, — спросил он, — есть и другие? Впрочем, обилие на столе хорошо для женщин, но не для мужчин, что перестраивают мир.
— Золотые слова, — воскликнул я. — Я сам вовсе не злоупотребляю разнообразием, больше для других стараюсь. Да и то настоящие мужчины не слишком разбираются в этих ненужных тонкостях.