Наталия Ипатова - Былинка-жизнь
Однако шляться по дому нагишом в поисках нужной вещи она сочла немного слишком. Поэтому, ступив боязливо на пол и косясь одновременно в окно и на дверь, Имоджин поспешно облачилась в рубашку Кима, которая дошла ей до середины бедер и хотя бы отчасти удовлетворила ее представления о скромности. Впрочем, распущенные волосы спустились еще ниже. Не слишком благопристойный вид, но Имоджин все же рискнула высунуться на крыльцо. Ни одна белка за нею не подсматривала. Хотя, скажем, от птичьего хора Имоджин этим утром не отказалась бы. Кольнуло легкое сожаление, что она пропустила пепельно-розовый прохладный августовский рассвет, который мог быть у них общим.
Теперь никто не сможет сказать, будто бы брак ее не осуществлен. Еще один повод смотреть на жизнь с удовлетворением.
Ким, довольный собой и жизнью, обнаружился на ручье, где сидел на зеленом бережку, щурясь и свесив ноги в быструю бегущую воду. Любитель маленьких радостей. Рядом стояли две бадьи: за делом, стало быть, ходил, да отложил все и расслабился. Имоджин залюбовалась на него издали: разворотом плеч, бронзовым от загара треугольником спины, мышцами, вылепленными природой так, словно та была в него влюблена. Отсюда казалось, что он окружен дрожащим отсветом, будто золото, выставленное на солнце в яркий день.
— Киммель, — сказала Имоджин, тихонько подходя сзади. — Муж и король, я имею право знать, о чем ты думаешь.
— О! — только и ответил он, улыбаясь и протягивая руку, чтобы помочь ей сесть.
— Мне вчера приснился отвратительный сон, — сказала Имоджин вместо «доброго утра» и осеклась, потому что улыбка Кима.спряталась за тучу.
— Я не думаю, что это был сон.
Стоя так, чтобы он не дотянулся до нее, не поднявшись на ноги, девушка медленно приложила ладонь к лицу, где, кажется, вновь возникла пульсация. Затем опустилась над водой на колени. «Зеркало» немного рябило, однако, даже напрягая глаза она не разглядела на своем лице даже ниточки шрама, не то что развороченной раны. Подняв на мужа недоуменный взгляд, она только сейчас обратила внимание на его свежеперевязанное запястье.
— Ты… отдал за меня кровь?
Ким кивнул, глядя куда-то на воду. Неостановимо стремящийся мимо зеленый шелк.
— Помнишь, — спросил он, — Циклоп вывихнул мне руку? Сколько времени прошло?
— Чуть более двух суток, — озадаченно отозвалась Имоджин. — А?..
Ким взмахнул правой рукой, сделал ею несколько круговых движений.
— Что скажешь на это?
— На самом деле он не…
— Ты недостаточно знаешь Циклопа, Имодж. Если он берется причинять боль или калечить, то непременно доводит дело до конца. В этом его, если хочешь, профессиональная честь. То, что у него лучше другого получается. Он выдернул ее… в лучшем виде. И теперь я могу заявить, что вера моя не беспочвенна.
— Лес?
Ким согласно опустил веки, опушенные густым золотом. Имоджин топнула босой ногой и мотнула головой, словно рассерженная лошадь.
— Все равно — не понимаю. Как он мог? Я имею в виду Олойхора. Словно я отвернулась на минуту, а повернувшись вновь, увидела перед собой совершенно другого человека! Ким, ты должен убить Циклопа, Он чудовище. Оборотень, одержимый убийством. Ты сам это признаешь. Его забавы недопустимы, а ты — король.
— Я был почему-то уверен, что брат получит все, — промолвил Ким. — Включая и заботы. И тебя, но королевство — в особенности. У него подходящий склад, чтобы возглавлять, приказывать. Я… не готов. Коли уж мне досталась ты, корону я мог бы и уступить.
— Вы не выбирали, — жестко ответила Имоджин. — Ни ты, ни он. Хочешь видеть на месте отца Олойхора Дерьмо Прилипни? Кто, кроме тебя, разберется с этой внезапной смертью ваших родителей?
— У тебя есть основания повесить на него и это тоже?
— Не знаю. — Имоджин сбавила тон. — Он казался изумленным не меньше прочих. Но на самом деле это ни о чем не говорит: вокруг было слишком много зрителей, для кого ему стоило бы играть.
— Ойхо — лицедей никудышный, — возразил Ким. — Заставить, прибить, взять на понт — да, но тянуть роль…
— Ты забываешь. Ему на руку играет его чудовищная свита.
— Два ядовитых зуба, которые следовало бы выдернуть, — согласился Ким. — Дайана и Циклоп Бийик. Обвинение в цареубийстве — несравненно более тяжкое, чем в избиении мужчины и в похищении женщины. Это нужно доказать, а прежде, чем браться доказывать, надобно поверить, что подобное может быть.
Имоджин досадливо отвела волосы назад.
— Интересно, — неожиданно сказал Ким, , все так же глядя на воду, — верил ли отец, что ты и вправду обладаешь загадочным свойством: своим словом разделяешь тьму и свет? То, что ты называешь злом, неизменно злом и оборачивается. И не только разделять, но и подвинуть к действию. Между нами, и добру тоже никуда от тебя не деться.
— Неужели для того, чтобы не случилось… ну, то, что случилось, мне следовало всего лишь лечь с Олойхором?
— И еще убить меня, — процедил Ким. Глаза — в воду. — Теперь уже только так.
Минувшей ночью все у них получилось не так, как они собирались сделать это изначально. Без вина и свечей, без алого платья, без терпкого вина, без камина, запаленного в ночи, и без ужина, сервированного прямо между ними на полу. Без отражения луны на ее текучих волосах и огня — на его кудрявых. Без тонкого, звенящего, нарастающего меж ними напряжения. Она сама отвечала на попытки Кима быть нежным приступами звериной страсти и яростной возни во тьме кромешной.
Она, кажется, даже укусила его и знала теперь, как он шипит от неожиданной боли. Это, впрочем, ничего. Вон, даже следочка зубов не осталось. Как и на ней самой: ни в душе, ни на теле. В другой раз она будет с ним сладкой, как мед, и гладкой, как шелк. И оглядевшись кругом, Имоджин увидела наконец, насколько они здесь одни. И бессмертны. Даже птица поутру не разбудит.
Никогда до сих пор ее не окружала столь полная и значительная тишина. Только шелест воды да шорох листвы. Самое умное, что следовало им сделать немедленно, — это убраться подобру-поздорову в неизвестном направлении. И побыстрее. Однако Имоджин чувствовала нежелание Кима уходить прочь из леса, чьи полезные свойства он уже опробовал на себе.
— И все-таки, о чем ты думаешь?
В сером глазу, уставившемся на нее снизу вверх, зажглась искорка дьявольского лукавства.
— О женщинах, — сказал муж и король. — высоких, как башни…
В подтверждение своих слов он даже приложил ладонь козырьком ко лбу и прищурился. Максимум, что Имоджин могла, — это попытаться спрятать одну ногу за другую.
— …и о балкончиках…
Красивая нога вознеслась, чтобы пнуть его в поясницу, но при том Имоджин, оказывается, забыла, что перед ней сидит выученик Циклопа Бийика, ничем не уступающий своему брату, которого все кругом хором звали крутым. Всего лишь смешливый там, где брат его был язвительным, Ким поймал ее за щиколотку и дернул с разворотом. Имоджин испытала мгновение ужаса, падая плашмя на зеленый шелк заводи. Вода взметнулась стенами по обе стороны и обожгла почти до остановки сердца. Однако ожидаемый удар о воду смягчило своевременное объятие двух сильных рук, поймавших ее в падении. Рубашка, намокнув, превратилась в сущее ничто.
