Дэннис Фун - Вольный странник
Внезапно почувствовав дурноту от замкнутого пространства, Роун оставил друга продолжать урок и вырвался из подземелья на свежий воздух. Он завис высоко над полем, поросшим высокой красновато-коричневой травой. Над дорогой, покрытой ссохшейся грязью, вихрилась густая пыль. По ней галопом неслись несколько десятков дикого вида всадников. Фандоры.
Возглавлял их, в накидке из развевающихся перьев, не кто иной, как Ворон.
Но ведь Ворон был братом. Почему же он стал главарем их заклятых врагов? Многое изменилось, сказала Мабатан, а Ворон всегда был предателем. Даже Святой ему не доверял. Но как он мог выступить против братьев? Или, может быть, это братья на него ополчились? Или после гибели Святого само братство распалось?
Роун полетел рядом с ними в надежде услышать обрывки разговоров. Но невидимая сила не дала ему лететь дальше, препятствуя еще большему удалению его астрального тела от физического. Он попытался сопротивляться, но все его усилия были тщетны. Он достиг предела своих возможностей.
Расстроенный, Роун представил, что вернулся в свое физическое тело, и сразу, как всегда, ощутил земную тяжесть бренной плоти. Открыв глаза, Роун понял, что вернулся в мир, и услышал сердитый голос Лампи:
— Где это ты снова пропадал? Я сразу по твоему виду понял, что ты не спал.
— Путешествовал.
— Ты же обещал мне этого не делать!
— Я был не в Краю Видений. Я могу покидать свое тело и видеть то, что происходит вокруг. Правда, очень далеко я улетать не могу. По крайней мере, пока.
— Вечно ты что-нибудь новое придумаешь, — посетовал Лампи.
— Ничего в этом нового нет. Мне и раньше доводилось такое делать. — Роун, пошатываясь, поднялся, ноги и руки были как ватные.
— Ты сидел в этой позе все время, пока я отсутствовал?
Роун потопал ногами, сделал несколько упражнений руками, чтобы разогнать кровь.
— Только вот, понимаешь, я не очень чувствую, как в этих путешествиях течет мое время. Мне-то казалось, что прошло всего несколько минут!
Лампи усмехнулся.
— Ничего удивительного, что у тебя ноги и руки затекли, — меня здесь весь день не было. Видел что-нибудь интересное в своих скитаниях?
— Ворона видел. С фандорами. Никак в толк не возьму, почему он оказался с ними? Они вроде как к схватке с кем-то готовились.
— Они далеко были? Роун покачал головой.
— Не знаю. А еще я тебя видел с Мизой.
Но вместо смущения или неловкости, которые он ожидал увидеть, Лампи опечалился.
— Прости. У вас что-то не заладилось?
— Да нет… Она учила меня их языку, он просто потрясающий. К концу дня мы уже стали немного понимать друг друга.
— Что же тогда физиономия у тебя так вытянулась?
Роун подумал, что встреча с Мизой вызвала у Лампи воспоминания о Лелбит, но в голосе друга ему послышалось совсем не сожаление.
— Что случилось? Мне надо это знать.
Лампи поднял голову, пристально посмотрел Роуну в глаза и заговорил с необычайным волнением:
— Все дело в том набеге кровопийц на Праведное…
— В тот день я многих из них сбросил со стены. Мы сражались за наши жизни.
— Они тоже, — ответил Лампи. — Правитель Брак пытался отравленной водой из озера затопить их туннели. Это случилось, когда их мужчины были на поверхности. Браку как-то удалось найти вход в один из их туннелей, и он распорядился закачать туда смертоносной воды. Погибли сотни хроши, в основном женщины и дети. Когда мужчины вернулись и узнали о случившемся, они обезумели от ярости и горя. Вот тогда-то они и решились на то, чего никогда раньше не делали.
Роун был потрясен. Он на себе испытал коварство и жестокость правителя и прекрасно понимал, что тот способен на массовое убийство. Все, что он знал о том сражении, оказалось ложью, и, хотя он не сомневался в истинности слов Лампи, ему надо было вернуться к событиям того дня, чтобы сопоставить свои воспоминания с тем, о чем поведал ему друг.
— Вот, значит, почему кровопийцы оказались настолько неподготовленными к сражению — у них были только лестницы для штурма крепостных стен. А боли они, казалось, не чувствуют из-за того, что обезумели от горя…
— Одной из убитых была мать Мизы. А сама она не смогла удержать отца от участия в битве. Он одним из первых влез по лестнице на стену.
— Я помню… — подавленно сказал Роун.
— Почти никому из кровопийц не удалось спастись от наемников. Тех, кого они после битвы нашли живыми или мертвыми, побросали в озеро. Но один из молодых воинов, которому удалось вернуться живым, рассказал Мизе, что человек, одетый не в такие, как у остальных, одежды, оттолкнул от стены лестницу, по которой поднимался ее отец, он упал и сломал себе шею.
Тяжелый взгляд Роуна неподвижно уперся в земляной пол.
— Он говорил обо мне. Это я убил отца Мизы.
ТОСКА
РУЧКИ ДВЕРИ ДАРИЯ КОГТИ УКРАШАЮТ,
НО НИКТО СПРОСИТЬ НЕ СМЕЕТ,
ЧТО ТЕ КОГТИ ОЗНАЧАЮТ.
НУ А МНЕ ОДИН ЧУДАК КАК-ТО НАШЕПТАЛ:
«ТЫ НЕ БОЙСЯ ЭТИХ ЛАП,
КОГТИ ИХ — СОВСЕМ НЕ ТО,
ЧТО ТЫ ПРЕДПОЛАГАЛ».
ПРЕДАНИЯ СКАЗИТЕЛЕЙСтоув просыпалась, будто постепенно вылезала из кокона сна — образы привидевшихся ей кошмаров прилипчивыми тенями еще бродили в голове. Всю ночь напролет ее навязчиво преследовали картины всей ее жизни с того времени, как она себя помнила, причем в них все время безжалостно вторгались жуткие звуки, какие-то крики и отблески пожарищ, от которых ее охватывал ужас. Почему же это происходило с ней именно теперь? Как будто что-то бередило именно те воспоминания, которые ей так хотелось забыть.
Она не двигалась, не поднимала отяжелевшие веки. А что, если кто-нибудь об этом узнает? Что, если во сне она кричала? Девочка прислушалась. Кто-то был рядом с кроватью. Гвинет? Нет, дыхание человека было другим: Гвинет дышала часто, но неглубоко, а тот, кто сидел рядом, дышал глубоко и размеренно. Значит, Гвинет рассказала кому-то о том, что ночью она кричала. Зачем? Уж лучше бы помалкивала, потому что тогда она должна была бы признаться, что давала Стоув вино, а за это ее ждало неминуемое наказание. Получается, что девочка творила во сне такое, что очень испугало служанку. Кому же она решилась об этом рассказать? Вот в чем вопрос.
Стоув чуть-чуть приоткрыла глаза, ровно настолько, чтобы разглядеть силуэт Виллума. Это хорошо. Значит, в контролируемых мозгах Гвинет сохранилась доля здравого смысла. Если повезет, Виллум ее поймет. Он сможет ее защитить. Продолжая лежать неподвижно, Стоув разглядывала желтый балдахин над кроватью и думала над своим положением. Полоска света пробивалась сквозь тяжелые шторы, значит, было уже где-то около полудня.
