Алексей Федоров - Полигон
И такую же вечную.
* * *Виктор встал рядом с Пашей. Единственным его оружием был охотничий нож на поясе — и клинок вспыхнул оранжевым огнем, отражая своей полированной сталью пламя костров. После секундной заминки ребята из «Бирнама» присоединились к ним, словно забыв, что сами голосовали за жребий и тянули его наравне со всеми.
Две примерно равные по силам и численности команды выстроились друг напротив друга, молчаливо положив руки на эфесы мечей и рукояти топоров. То, что секунду назад делало их монолитом, теперь проваливалось в пропасть, пролегшую между двумя кольчужно-латно-камуфляжными стенами живого ущелья. Так гнется в пальцах компакт-диск, прежде чем его половинки, сдавшись, щелчком ощерятся друг на друга осколками, разрывая амальгаму.
Это ощущение повисло в воздухе, его принял каждый без исключения. Еще секунда — и…
— Стойте!
Негромкий, но прекрасно всеми услышанный голос сбросил напряжение, уже готовое пролиться на землю кровью. Словно говоривший взмахнул волшебной палочкой. Виктор поймал себя на том, что удивленно смотрит на стоящего напротив Олега, словно со стороны увидел анонс нелепого фильма — отставной майор, разменявший пятый десяток лет, с перекошенной физиономией кидается на худощавого парня-калеку, снова и снова бьет его ножом, превращая в подкормку для могильных червей… Ему стало тошно.
— Не надо, ребята, хватит! Не трогайте Ольгу! — Костя балансировал на краю сознания, заставляя себя держать глаза открытыми, зная, что если он не сумеет победить накатывающую слабость, то его сон станет вечным. — Оставьте ее в покое… Я буду вместо нее. Принесите в жертву меня.
И тишина, казалось, сдавшая свои позиции, вернулась. Люди, только что побывавшие на краю, испытали страх при мысли снова дойти до запретной черты и на этот раз преступить ее. Словно не они недавно сделали фарш из тела охранника. Но тогда им было проще — страх оправдывает, перевешивает любые доводы рассудка, сознанию остается лишь спрятать страшную память поглубже, зарастить ее рубцом мыслей и чувств, на который то и дело натыкаешься, но привычно не замечаешь.
Хладнокровно убить беззащитного человека из всех них был способен разве только Володя, но, по объективным причинам, на него теперь рассчитывать не приходилось. Неожиданностью оказался простой факт — мало выбрать жертву, нужно ее еще и принести… У Олега и Кирилла запал уже прошел. Все остальные просто молча поддерживали их позицию, выступать же на передний план не решался никто.
И никто не хотел подводить черту под чужой жизнью, пуская под откос свою на глазах у трех десятков свидетелей. Будь ты хоть трижды спаситель, такого поступка никогда не забудут. И не простят.
Кто?
Вперед шагнул Миша. Он вряд ли отдавал себе отчет, что действует не по своей воле, что его заставила, подтолкнула в спину чужая сила. Перед глазами упала шторка, осознавать себя и окружающую обстановку очередная марионетка не перестала, но мир перевернулся, а вместе с ним — вся система человеческих ценностей. Рука сама нашла в воздухе рукоять кем-то протянутого ножа, и игроки стали отступать от Кости и Дениса, как волна, лизнувшая галечный морской берег.
— Костя… — запоздало начал Денис, но друг взглядом заставил его замолчать.
— Иди… Все нормально.
Денис встал на затекшие от долгого сидения ноги, в последний раз взглянул в глаза друга и пошел к остальным. По его щекам текли слезы, он стал стирать их рукавом — беспомощный и смущенный. Люди отхлынули, оставив Костю и Мишу один на один.
Миша не стал произносить долгих речей, да слова и не требовались, все и без них было понятно и просто. Убийца опустился на колени перед своей жертвой.
— Прости. Постараюсь сразу в сердце.
— Не важно. Мне вряд ли больно будет. — Костя ясно понимал, что умрет и без посторонней помощи, поэтому не испытывал никаких эмоций — словно душа уже упаковала чемодан и теперь, сидя на нем в центре пустой комнаты, осматривалась по сторонам, прощаясь без сожалений с домом, в котором прожила больше двух десятков лет. Каждый квадрат пыли на полу, каждая линия обоев хранит воспоминания, но какой смысл цепляться за них и тащить с собой?
Миша глубоко вздохнул и занес нож над неподвижным телом, глядя прямо перед собой…
Но клинок так и застыл в воздухе.
В нескольких метрах от него стояла Таня. Отбросив нож, Миша кинулся к ней, заключив в объятия.
— Таня, господи, Танюша, где ты была, я так волновался… — Слова вылетали скороговоркой. Девушка уткнулась в его плечо молча, словно кукла, у которой вот-вот кончится завод. Миша отстранился, отвел с лица волосы, чтобы посмотреть ей в лицо…
— Скажи, я теперь очень страшная? — Ее голос звучал негромко и блекло. Миша не нашелся, что ответить. Под впалыми веками начинались дорожки засохшей крови, в неверном свете пламени казавшиеся черными. Такая же черная, но гораздо более широкая полоса спускалась по разорванной ниже скулы правой щеке. Сквозь разошедшуюся кожу виднелась десна и несколько белоснежных зубов.
Вместо ответа Миша поцеловал ее в лоб.
Денис, пошатываясь, вышел из большой палатки, превращенной в лазарет. Из-под полога, который он не удосужился застегнуть, просачивался холодный белый свет галогенного фонаря. Нужен он был теперь лишь Мише, который стоял на коленях рядом с Таней, держа в своих руках ее перебинтованную ладонь. Связанный Антон в другом углу палатки негромко стонал в забытьи. Денис направился к кострам вдоль ряда палаток. Ольга, заметив его, кинулась навстречу.
— Ну как она?
— Шок. — Денис не испытывал желания общаться.
— Она… Она сможет видеть?
— Ей нечем, Оля. Тупо нечем больше смотреть. — Девушка закрыла рот ладонями. — Костя как там?
— Я… Мне кажется, спит.
Денис подошел к импровизированным носилкам. Костя и на самом деле казался спящим. Лицо расслабилось в легкой полуулыбке, стало совсем детским. Но глаза приоткрылись, нос заострился, осунулись щеки, и Денису не нужно было проверять пульс, чтобы понять — он мертв. Опустившись на колени, Денис закрыл ему глаза, а затем, борясь с готовым вырваться рыданием, коснулся лбом груди друга. Несмотря на все усилия, он чувствовал, как разум затягивает в кипящий водоворот гнева.
И, стоя на коленях, он заорал в черные небеса, выдавливая из легких бессмысленный рев раненого зверя, чувствуя, как вибрируют на пределе готовые порваться связки. Баньши над могилой друга.
— Ублюдок!!! Вот тебе твоя жертва, скотина!!! Подавись ею!!! Иди сюда, нечисть!!! Иди ко мне!!! Давай смелее, я тебе сердце вырву, тварь!!! Где ты?! Ты же меня слышишь, я знаю! Неужели ты меня боишься?! Как же я тебя ненавижу!.. — Последние слова Денис уже прорыдал. Он уткнулся лицом в истоптанную траву рядом со сползшей с носилок Костиной рукой. Плечи крупно тряслись.
