Джулия Джонс - Чародей и дурак
Таул, кто бы ни убил меня, он не отвечает за мою смерть. Передай ему, что я его прощаю, и пусть он не винит себя. Такой, как я, старик все равно стоит одной ногой в могиле.
Прощай, мой добрый друг, и пусть Борк приведет тебя к цели.
Навсегда остающийся у тебя в долгу.
Бевлин.Таул опустил письмо на колени и посмотрел в ночное небо. Оно было полно звезд. Странно, что раньше он не замечал, каким миром он дышит, как красивы звезды, как свеж воздух.
Кролик на вертеле миновал стадию готовности, почернел и обуглился. Таул снял его с огня и остудил, чувствуя, что мясо, хоть и горелое, понравится ему. Не выпуская письма, он дотянулся до мешка и достал оттуда меньшую из двух фляг. Раскупорил ее и отпил глоток лучшей Мейборовой браги. Только один. Золотистая жидкость согрела его до самого нутра. Он встал и отошел подальше от стены замка, все так же держа в руке письмо Бевлина.
Перед ним в лунном свете лежала широкая долина. Среди травы темнели деревья, и вдалеке нитью чистейшего серебра струилась вода. Прекрасен был этот вид, тихий и величественный, будто собор. Он был полон покоя и благодати, но прежде всего — прощения. Тихо веял бриз, ласково мерцали звезды, огромное темное небо ложилось бальзамом на душу, и земля бережно держала тело.
Таул не знал, долго ли стоял так, предоставив природе и прощению Бевлина делать свое дело. Когда он наконец вернулся к костру, кролик совсем остыл, но все-таки показался ему вкуснее всего на свете. Таул улегся в теплом кругу света и, прижимая к сердцу письмо Бевлина, уснул быстро и крепко.
IX
— Нет, Боджер. Рану сперва надо промыть вином, а уж потом накладывать мазь. — Грифт лежал на деревянном топчане, окруженный пахучими травами, и руководил собственным лечением. — Круговыми движениями, Боджер, — и не втирай, а вбивай. Да поосторожнее с отростком слепой кишки, Боджер. Повредишь его — и я уже никогда не смогу влюбиться. Отросток — ключ любовных желаний. Без него можно с тем же успехом побрить себе ноги и назваться бабой.
— Я слыхал, некоторые мужчины бреют ноги, Грифт.
Боджер, геройски придерживаясь указаний Грифта, вбивал мазь, хотя втирать было бы куда проще. Рана Грифта все еще кровоточила — не так, как вчера, но довольно сильно.
— Да, Боджер, есть такие, что и в женские платья рядятся. Особенно в Марльсе. Видать, бабы там такие уродки, что… А-ай! — вскрикнул Грифт, когда Боджер нажал прямо на рану.
Его ранила в низ живота солдатская алебарда во время вчерашнего бегства из дома Кравина. И Боджер очень беспокоился за него. Хорошо бы рану посмотрел кто-нибудь понимающий — Таул, к примеру.
— Как ты думаешь, Таул еще вернется к нам, Грифт? — спросил он с напускной беззаботностью.
Грифт тут же позабыл о боли, услышав вопрос: он и жил ради того, чтобы высказывать свое мнение.
— Навряд ли, Боджер, а если и вернется, как он нас найдет? Тут, в винном погребе под мясным двором… Он может пройти прямо над нами и ничего не заметить.
Боджер неохотно кивнул, не отрывая глаз от раны и надеясь в душе, что это один из тех редких случаев, когда его дорогой друг ошибается.
— Джек, если ты не будешь стоять смирно, пока я промываю твой порез, я тресну тебя вот этой миской. — Мелли топнула ногой. Ну почему все мужчины такие упрямые ослы?
— А в ней что-нибудь есть?
Мелли, негодующе фыркнув, подскочила к миске и метнула ее в Джека.
— Сам сейчас увидишь!
Она целила метко, но Джек был скор и разминулся с миской, совершив головоломный прыжок в сторону. Но при этом он врезался в ряд винных бочек, которые раскатились по булыжному полу. Мелли бросилась к нему.
— Ты не ушибся? — спросила она, глядя на Джека, распростертого на сыром полу.
Он потер голову.
— Так миска пустая была?
Мелли не сумела скрыть улыбки, чувствуя себя немного виноватой: не создана она, чтобы быть сиделкой.
— Последние пару дней я ею не пользуюсь, — сказала она, протягивая Джеку руку. — Первые три месяца прошли. Меня не тошнит с того дня…
«С того дня, как ушел Таул», — не смогла выговорить она и отвернулась от Джека. В горле застрял тяжелый ком, который она никак не могла проглотить.
Где теперь Таул? Нашел ли его Хват? А если и нашел, увидит ли она Таула снова? Если письмо в самом деле так важно, как говорит Хват, Таул может покинуть Север и никогда уже не вернуться сюда.
Мелли сглотнула, решив не поддаваться жалости к себе. Таул не уйдет, не повидавшись с ней. Он человек чести и непременно с ней простится.
— Мелли, что с тобой? — Рука Джека легла ей на плечо.
— Ничего.
Мелли повернулась к нему. От нежного участия, звучащего в его голосе, горло снова загородил комок. Как повзрослел Джек за этот последний год! Морщины легли на его лоб, глаза утратили наивность: это уже не тот мальчик, что бросился ей на помощь у лесной дороги. Он стал мужчиной. И ей вдруг расхотелось притворяться перед ним сильной.
— Джек, я…
Но он, не дав ей говорить, обнял ее и прижал к груди. Мелли склонила голову ему на плечо, зарывшись щекой в мягкую ткань камзола. Последние дни были безумными: Таул ушел, откуда ни возьмись явился Джек, им пришлось бежать из дома Кравина, и без боя не обошлось. Нервы у нее были натянуты, но чувства словно умерли. Все происходило чересчур быстро, слишком велика была опасность, и неясно было, чем все это кончится.
Со вчерашнего утра ей некогда было дух перевести. Когда солдаты принялись молотить в дверь, они с Мейбором ушли через черный ход. Там их поджидали двое гвардейцев. Мейбор, Боджер и Грифт схватились с ними, и Грифт получил тяжелую рану — кровь так и хлестала. Он едва мог идти. Боджер чуть ли не волоком дотащил его до мясной лавки. Там, во дворе, их нагнал Джек — тоже в крови, но раны его не были серьезными. Он не хотел рассказывать о том, что произошло в доме.
Накинув на себя плащ Мейбора, чтобы скрыть кровь, он тихо переговорил с мясником. Некоторое количество Мейборова золота перешло из рук в руки, и мясник привел их к деревянному люку во дворе. Внизу помещался винный погреб Кравина. Кроме Джека, мясник никого не видел — Джек позаботился об этом.
В погребе пахло прокисшим вином и сыростью. Потолки были низкие, из стен сочилась вода, и пружинистый мох ковром покрывал пол. Погреб состоял из четырех комнат, связанных проходами. Самая большая, в которой Джек и Мелли находились теперь, располагалась прямо под люком. Она же была и самая сырая: люк пропускал воду и грязь со двора, хотя почти не пропускал света. Грифта поместили в самой маленькой и самой сухой комнате. Боджер состоял при нем. Мелли провела ночь на топчане в третьей комнате, а Джек с Мейбором разместились в четвертой.
