Уитли Страйбер - Послезавтра
Лютер пристыженно опустил голову, но Сэм расслышал, как он пробормотал: «Вот и хорошо. Нам больше останется». Потом бродяга быстро развернулся и отправился на поиски недоеденных бутербродов или найденных и отобранных библиотекарями запрещенных угощений.
Джудит поспешила вслед за Лютером, и Сэм подумал, что ей в голову пришла та же мысль. Ну что ж, может быть, именно Лютер и сможет в итоге спасти им жизнь.
В большом читальном зале становилось все холоднее. Сэм не хотел пугать товарищей по несчастью новостью о том, что скоро температура резко упадет до критических показателей, но сам об этом не забывал. Они должны были как можно скорее разжечь огонь и приготовить для него как можно больше топлива. Причем все это должно быть сделано с максимальной выкладкой, как будто завтрашнего дня не будет никогда. Он отправил Эльзу и Джереми загрузить книгами тележки. Девушка начала собирать телефонные справочники, а молодой человек решил собрать подготовленную по заказам литературу. Когда он начал читать одну из них, Эльза приняла единственно правильное решение: вырвала книгу у него из рук.
— Это Фридрих Ницше! Его нельзя жечь, потому что он один из величайших умов двадцатого века!
Эльза бросила книгу в тележку.
— Брось. Ницше был сифилитик и шовинист, возжелавший свою собственную сестру.
— Неправда!
Тут их окликнул Брайан:
— Ребята, идите сюда! Я тут нашел целые полки Налогового кодекса!
Это известие прекратило спор. Сэм с облегчением наблюдал за тем, как они вернулись к своей работе. Он пока не знает, где найти спички. Никто из оставшихся в библиотеке людей не курил, даже Лютер. Сейчас было самое время побеспокоиться об этом, иначе все их приготовления теряли смысл. Надо спросить Джудит, она должна знать, где можно найти спички.
Опустевший госпиталь казался странным. Таким его еще никто не видел, да и зрелище это нельзя было назвать приятным. Генератор еще работал, и в палатах было электричество. Автоматы выполняли все, что необходимо, чтобы поддержать ослабевающую жизнь. Где-то в глубине коридора звонил звонок, но на него некому было ответить.
Послышались звуки шагов, и мимо телевизора, укрепленного на кронштейне под потолком, пробежала медсестра.
— С тех пор как президент США простил Мексике внешний долг, движение через границу возобновилось…
На мгновение она задержалась, чтобы посмотреть на бесконечные вереницы машин, проезжающих по Ларедо, Хуарез и Тихуанне. Они шли на юг, в тот мир, который Мария Гомес оставила много лет тому назад. Ее образование, достаток и гордость теперь держали ее в новой, американской жизни, право на которую она заработала тяжелым трудом. Она была сердита на причуды природы, разрушавшей ее приемный дом, который так много ей дал. Мария не успела забыть свой родной городок, его продажных полицейских, которые не гнушались насилием, всеобщую нищету, болезни и больницы, в которых никто не знал, что содержится в лекарствах, прописанных врачом.
Она вздрогнула и пошла дальше. Дойдя до реанимационного отделения, она услышала голос доктора Люси Холл, тихо читающий сказку одному из ее маленьких пациентов.
Люси сидела на краю кровати Питера и вслух читала книгу Билла Пита «Дженифер и Джозефина». Эту повесть она взяла в местной библиотеке, потому что она нравилась всем. Там рассказывалось о старой машине и кошке, которая в ней жила, и о продавце, который довел машину до плачевного состояния. Эта история особенно нравилась маленьким мальчикам.
— Доктор Люси?
Так к ней еще никто не обращался. Люси поцеловала Питера в лоб и шепотом пообещала ему скоро вернуться. Выйдя в коридор, она спросила:
— «Скорая» пришла?
Да, из-за этой злосчастной «скорой» у Люси могли возникнуть серьезные проблемы.
— Все уехали. Там какая-то неразбериха, я не знаю, что у них произошло. Люди в панике, все спасаются бегством. Все сопровождение уже уехало.
Люси спокойно смотрела ей в глаза и не видела в них ни капли страха.
— На улице ждет полицейский и снегоочистительная машина.
— Питера можно перевозить только в машине «скорой помощи».
— Я знаю! Я уже оставила сообщение в городской станции неотложной помощи, но, понимаете…
Люси все прекрасно понимала. Сотрудники станции неотложной помощи уже ехали на юг, с остальными жителями штата. Как видно, ей придется сделать выбор: оставить Питера одного и уехать или остаться вместе с Питером. Попытаться выжить или приговорить себя к неминуемой смерти. Решение было принято без всяких раздумий.
— Поезжай, Мария, а я останусь и подожду.
Мария почувствовала, как на ее сердце навалилась тяжесть. Доктора Люси любили все. Она была лучшей, самой доброй и умной из всех докторов педиатрического отделения.
— Люси…
— Ты должна ехать. Полицейский не может тебя долго ждать.
Мария взглядом умоляла Люси изменить свое решение. Конечно, она не могла спорить с врачом, но доктор Холл оставалась здесь, обрекая себя на верную смерть.
— Иди, Мария.
«Почему Питер еще не уехал? Потому что он слишком слаб и нуждается в интенсивном уходе? Или администрация намеренно решила не тратить силы на его спасение? Нет, этого не может быть! Это тяжкий грех». Мария смахнула слезу и медленно отвернулась от Люси. Она желала ей добра, но в то же время не хотела, чтобы снегоочиститель отправился без нее.
— Мария!
Она остановилась. Может, Люси передумала?
— Когда доберешься до Мехико, оставь в Американском посольстве сообщение для моего бывшего мужа.
— Что мне ему сказать?
Люси на секунду задумалась, затем мягко улыбнулась. Мария подумала, что никогда не видела у нее такой грустной улыбки.
— Скажи, что я должна была дочитать книжку маленькому мальчику. Он поймет.
Мария кивнула. Она не забудет этих слов и выполнит ее просьбу.
Люси вернулась в палату Питера. Она не понимала, что происходило вокруг нее, но знала, что должна сделать. Подойдя к неяркой лампе, она снова присела рядом с маленьким человеком, борющимся с серьезной болезнью. Он смотрел на нее и улыбался, держа на груди книгу. Люси взяла ее и стала читать.
Глава 14
От Филадельфии до Бангора снег падал на молчащие города и покинутые леса, на длинные ленты дорог с застрявшими на них машинами, на маленькие поселки, где уютное вечернее освещение было выключено навсегда. Снег был воплощением мягкого прикосновения духа смерти, неслышно спускающегося с небес на крыльях ветра и исполняющего причудливый ритуальный танец.
В Манхэттене танец сменился настоящим вторжением. Воздух был такой холодный, что снежинки не слипались друг с другом, а падали каждая по отдельности. Протянув руку в перчатке, можно было рассмотреть каждую из них, состоящую из сложного сплетения мириад тонких кристаллических нитей, и соприкоснуться с великим таинством неповторимости природы, потому что среди обилия снежинок не было ни одной идентичной пары.
