Анджей Сапковский - Владычица озера
– Я не только не вернусь в эти места, – терпеливо продолжал Геральт, – но и вообще откажусь от ведьмачьей работы. Я никогда больше не убью ни одного из вас...
– Врешь! Врешь с перепугу!
– Нет. – Геральт и на этот раз не позволил себя прервать. – Я уже сказал, мне необходимо немедленно отсюда выйти. Поэтому я предлагаю вам на выбор два решения. Первое: вы поверите в мою искренность, и я отсюда выйду. Второе: я выйду отсюда по вашим трупам.
– Третье, – кашлянул корред, – ты сам будешь трупом. Ведьмак с шипением вытянул меч из ножен.
– Не единственным, – сказал он спокойно. – Не единственным, господин Швайцер.
Корред некоторое время молчал. Державшийся у него за спиной кильмулис покачивался и покашливал. Прыскирник сгибал и распрямлял конечности. Семисвечник постоянно изменял форму. Теперь он выглядел ободранной елочкой с двумя большими фосфоресцирующими глазами, – Докажи, – наконец сказал корред, – свою искренность и добрую волю.
– Как?
– Отдай свой меч. Ты утверждаешь, что перестанешь ведьмачить. Но ведьмак – это его меч. Брось его в пропасть. Или сломай. Тогда мы позволим тебе выйти.
Геральт несколько секунд стоял неподвижно, в тишине было слышно, как капает вода со свода и стен. Потом медленно, не спеша, вертикально и глубоко всадил меч в расщелину. И переломил клинок сильным ударом сапога. Сталь лопнула, и звон эхом прокатился по пещерам.
Вода капала со стен, стекала, будто слезы.
– Не могу поверить, – очень медленно сказал корред. – Не могу поверить, что человек может быть настолько глуп.
Они бросились на него все разом, мгновенно, без крика, без приказа, без команды. Первым через мосток мчался господин Швайцер, выпустив когти и выставив клыки, которых не постыдился бы и волк.
Геральт позволил ему приблизиться, а потом развернулся в бедрах и ударил, разрубив ему нижнюю челюсть и горло. В следующий момент он уже был на мостке, ударом наотмашь располосовал кильмулиса, тут же сжался и припал к земле – вполне своевременно, – а прыгнувший на него семисвечник пронесся поверху, едва задев за куртку шпорами когтей. Ведьмак отпрыгнул от прыскирника, от тонких лап, крутящихся словно крылья ветряной мельницы. Удар одной из лап угодил Геральту по голове. Геральт заплясал, проделывая финт и окружая себя широкими взмахами меча. Прыскирник прыгнул снова, но промахнулся, ударился о перила и, проломив их, рухнул в пропасть, сопровождаемый каменным градом. До сих пор он не издал ни малейшего звука, сейчас же, падая в пропасть, завыл. Вой не утихал долго.
На Геральта набросились с двух сторон: с одной семисвечник, с другой – кровоточащий кильмулис, который, хоть и был ранен, сумел подняться. Ведьмак прыгнул на перила мостка, чувствуя, как трутся один о другой сползающие камни, как сотрясается мосток. Балансируя, выскочил за пределы шпористых лапищ семисвечника и оказался за спиной у кильмулиса. У кильмулиса не было шеи, и Геральт ударил его в висок. Череп оказался прямо-таки железным, пришлось ударить второй раз. На это ушло немного больше времени, чем хотелось бы.
Он получил по голове, боль вспыхнула в глазах и разлетелась в голове фейерверком огней. Он завертелся, окружив себя широкой защитой и чувствуя, как стекает из-под волос кровь, стараясь понять, что произошло. Чудом избежав второго удара шпорой, понял. Семисвечник изменил форму – теперь он действовал неправдоподобно длинными лапами.
Это было опасно: из-за сместившегося центра тяжести у семисвечника нарушилось равновесие. Ведьмак поднырнул под лапы, сокращая дистанцию. Семисвечник, видя, что ему грозит, словно кот перевернулся на спину и выставил задние лапы, такие же щпористые, как и передние. Геральт проскочил над ним, рубя в прыжке. Почувствовал, как клинок врезается в тело, собрался, развернулся, рубанул еще раз, припав на колено. Существо закричало и, резко выбросив вперед голову, дико клацнуло зубами перед самой грудью ведьмака. Его огромные глаза светились в темноте. Геральт оттолкнул его сильным ударом оголовка меча, резанул вблизи и снес левую половину челюсти. Но даже теперь, оставшись лишь с одной правой, это странное, не фигурирующее ни в одной из ведьмачьих книг существо щелкало зубами еще добрых несколько секунд. Потом умерло, страшно, почти по-человечески, вздохнув.
Лежащий в луже крови корред конвульсивно дрожал.
Ведьмак встал над ним.
– Не могу поверить, – очень медленно проговорил он. – Не могу поверить, что кто-то может быть настолько глуп, чтобы купиться на такую простую иллюзию, как та, что была мною продемонстрирована с переломленным мечом.
Неизвестно, в состоянии ли был корред понять его слова. Да, впрочем, ему это было безразлично.
– Я предупреждал, – сказал он, вытирая кровь, текущую по щеке. – Предупреждал, что мне необходимо выйти отсюда.
Господин Швайцер сильно задрожал, захрипел и застонал. Потом затих и замер.
Вода капала со свода и стен.
***
– Ты удовлетворен, Регис?
– Теперь – да.
– А посему, – ведьмак встал, – давай беги и упаковывайся. Да поживее.
– Это не отнимет у меня много времени. Omnea mea mecum porto [Все свое ношу с собой (лат.).].
– Что-что?
– У меня багажа немного.
– Тем лучше. Через полчаса за городом.
– Буду.
***
Он ее недооценил. Она перехватила его. Сам виноват. Вместо того чтобы торопиться, надо было поехать на зады дворца и оставить Плотву в большой конюшне, предназначенной для странствующих рыцарей, персонала и прислуги. В которой стояли и лошади дружины. Он не сделал этого, а в спешке и по уже установившейся привычке воспользовался княжеской конюшней. А ведь мог бы догадаться, что в княжеской конюшне обязательно найдется стукач.
Она прохаживалась от бокса к боксу, пиная солому. На ней была короткая рысья шубка, белая атласная блузка, черная юбка для верховой езды и высокие сапоги. Кони фыркали, чувствуя пышущую от нее ярость.
– Так-так, – сказала она, увидев его и изгибая хлыст, который держала в руке. – Сбегаем! Не попрощавшись! Ибо письмо, которое лежит у меня на столе, – не прощание. Во всяком случае не после того, что нас связывало. Насколько я понимаю, твое поведение вызвано невероятно важными причинами, объясняющими и оправдывающими его.
– Объясняющими и оправдывающими. Прости, Фрингилья.
– "Прости, Фрингилья", – повторила она, яростно кривя губы. – Как кратко, как экономно, как просто и без претензий, какая забота о чистоте стиля. Письмо, которое ты оставил мне, даю голову на отсечение, вероятно, выглядит столько же изысканно. Без излишнего многословия, если говорить об аргументах.
