Скотт Вестерфельд - Инферно. Последние дни
И я знал: он где-то здесь, внизу… готов научить меня всему.
Немного позже одиннадцати тридцати его запах нашел меня.
Запах поднимался снизу, переносимый затхлым, мягким ветром от проходящих поездов. Я помнил его с той первой ночи, когда поехал в Бруклин, а потом Минерва повела меня на рельсы и втолкнула в разрушенный участок туннеля; запах, который делал меня сердитым, сексуально озабоченным и голодным — все сразу.
Потом я услышал что-то, низкий, дрожащий звук, почти неуловимый на фоне содрогания почвы под ногами при прохождении поездов. Типа как во время репетиций Минерва заставляла пол под нами дрожать.
Я сгреб рассыпанные деньги, рассовал их по карманам, положил «Страт» в футляр и взял маленький усилитель на батарейках. К этому моменту запах стал слабее, унесенный прихотливыми ветрами подземки, и я на мгновение замер в неуверенности. Вокруг раскинулась станция «Юнион-сквер» со своими турникетами, автоматами по выдаче жетонов и лестницами вниз, к подземным магистралям города.
Я наполовину прикрыл глаза и медленно пошел через станцию, ловя слабый душок парфюмерии и мочи, острый металлический привкус дезинфекции и запах ржавчины, отдающий кровью. В конце концов, еще один головокружительный порыв ветра ударил с лестницы, ведущей вниз, к поезду.
Платформа внизу была пуста, если не считать снующих на рельсах крыс. Дующий то туда, то обратно ветер от далеких поездов шевелил брошенные клочки бумаги и заставлял тот запах вращаться вокруг меня — примерно так, как мир вращается, когда переберешь пива. Я снял темные очки и заглянул в глубину туннеля.
Ничего, кроме темноты.
Однако с южной стороны туннеля донесся еле слышный звук.
Когда я дошел до этого конца платформы, на меня обрушилась новая волна запахов: дезодоранта от пота, недавно выкуренных сигарет, крема для обуви, одежды после химчистки…
Кто-то прятался за последней металлической колонной на платформе, осознавая мое присутствие и нервно дыша. Еще один запоздалый странник, которому страшно здесь.
Однако из-за туннеля позади него взывал другой запах.
Я сделал еще шаг вперед, и мужчина увидел меня. На нем была форма работника подземки, глаза широко распахнуты, рука с такой силой сжимала электрический фонарик, что побелели костяшки пальцев. Интересно, он тоже слышал зверя?
— Извините, — сказал я. — Я просто… — Я мысленно прикинул вес своей гитары и усилителя. — Пытаюсь добраться домой.
Он не отрывал от меня остекленевшего взгляда, в котором застыл ужас.
— Ты один из них.
Только тут я вспомнил, что снял очки; теперь он мог видеть в моих глазах то, что скрывалось внутри.
— Простите, я не собирался…
Он вскинул руку и перекрестился; мой взгляд привлек висящий у него на шее серебряный крестик. Человек выглядел так, словно хотел убежать, но моя болезнь удерживала его на месте — то, как я двигался, сияние глаз.
Зуд пробежал по коже — типа того, что я чувствовал, когда поднимался по лестнице в комнату Минервы. Я истекал слюной.
Мужчина обильно потел, и запах его страха был так же непреодолим, как запах жарящегося бекона, просачивающийся под дверь спальни по утрам.
— Держись от меня подальше, — умоляюще сказал он.
— Я стараюсь.
Положив на пол гитару и усилитель, я порылся в кармане, нащупал пластиковый мешочек, вытащил зубок чеснока и принялся очищать от тонкой кожицы, разрывая ее ногтями. Наконец обнажилась жемчужно-белая плоть, гладкая и маслянистая на ощупь. Я сунул зубок в рот, даже не очистив до конца, и надкусил.
Острый, горячий сок, похожий на соус «Табаско», потек в горло. Я вдохнул его пары и почувствовал, как тварь внутри меня немного ослабела.
Я облегченно выдохнул — конечно, с запахом чеснока.
Человек прищурился. Столбняк, удерживающий его на месте, отступил. Он покачал головой при виде моей рваной футболки и грязных джинсов; для него я снова стал просто семнадцатилетним парнишкой, усталым, нагруженным музыкальным снаряжением. И совершенно не опасным.
— Не нужно мусорить. — Он кивнул на кожуру от чеснока, которую я уронил. — Кому-то придется убирать за тобой, знаешь ли.
Потом он повернулся и быстро пошел прочь, унося с собой страх.
Я втянул глубоко в легкие запах чеснока.
«Мы не должны есть хороших людей», — прозвучал в голове голос Минервы.
Нет, определенно нужно предпринять новую попытку с чаем из мандрагоры. Пусть у него вкус как у скошенной травы, все равно это лучше, чем вкус…
Тьма в туннеле беспокойно смещалась, что-то огромное перекатывалось там во сне, и я забыл о своем голоде.
Оно было здесь, создание, которое грохотало под нами, когда мы играли.
Я подхватил «Страт» — а усилитель оставил — и спрыгнул на рельсы. Запах уводил дальше во тьму, гравий хрустел под ногами, и этот звук эхом отдавался от стен, словно барабанный бой Аланы Рей. Запах становился непреодолимым — типа того кайфа, который я испытывал, уткнувшись носом в шею Минервы, — и притягивал все ближе.
Земля начала кружиться, тьма под ногами внезапно стала жидкой. Когда глаза привыкли к отсутствию света, я понял, что это целая орда крыс, хлынувших, словно вода, во все стороны от моих теннисных туфель; их тут были тысячи и тысячи.
Однако это зрелище не заставило меня содрогнуться — крысы пахли знакомо и безопасно, типа теплого, спящего на груди Зомби.
Запах привел меня к зияющей неровной дыре в стене туннеля, достаточно большой, чтобы туда можно было войти, и очень похожей на ту, где мы с Минервой впервые поцеловались. Брешь уходила в угольно-черную тьму, ее стены сверкали. Крысы кружили около моих ног.
Сейчас я ощущал запах опасности, но убегать не хотел. Кровь пульсировала, все тело готовилось к схватке. Я прислушался и инстинктивно понял, что пещера пуста, хотя что-то прошло через нее.
Я прикоснулся к разломанному граниту, и мои пальцы коснулись чего-то вроде темного клея, густого, точно мед. Как и черная вода, он мгновение сверкал на коже, а потом испарился.
Но его запах оставил в моем сознании сообщение: «Враг». Прямо как всегда говорит Мин: «Своим пением я вызываю врага». Земля под ногами задрожала, крысы начали пищать.
Я побежал по туннелю подземки, хрустя подошвами по гравию, крысы за мной. Ярость волнами прокатывалась по коже. Тело призывало меня сразиться с этой тварью.
И потом я услышал его, почувствовал его запах, увидел, что оно приближается ко мне…
На фоне тьмы двигалась фигура, в целом бесформенная, если не считать щупалец, хватающихся за опорные столбы туннеля в поисках поддержки. Оно тащило себя ко мне — безногое, но зато с множеством рук.
