Лада Лузина - Меч и Крест
Катя резко приложила руку к сердцу и громко вдохнула воздух, не сводя глаз с белоснежной кошки.
— Ну я же тебя просила! — укоризненно вскрикнула Маша.
— Дезодоранты! Что ж ты раньше молчала? — закричала Чуб.
Белладонна демонстративно насупилась и отвернулась, явно считая, что два разнонаправленных вопроса заключают в себе вполне исчерпывающий ответ.
Даша, топая, кинулась в коридор.
Маша — к помертвевшей Кате.
— Ничего, — мрачно остановила ее та. — Пусть. Иначе я бы ни за что не поверила. Придумала бы любое объяснение, только… Кстати, — незамедлительно схватилась за соломинку она, — я недавно читала, что японцы изобрели переводчики для собак и кошек! Они лают, а специальное устройство переводит на английский: «Есть давай!», «Не хочу», «Надоело». Может, их уже к русскому адаптировали? У нас же умельцев полно…
— Верно, — тягостно согласилась с ней Маша Ковалева.
— Ну че, летим?! — вбежала в комнату Даша с многообещающим дезодорантом в руках.
Сунув его смятенной подружке, «космонавтка» снова схватилась за метлу и, оседлав ее, подпрыгнула на ковре.
— Летим! — истерично улыбаясь, повторила Катя, уже третий раз за сегодняшний день, чувствуя, что окончательно сошла с ума. — Летим! Да пойми же ты, дурман — это дурман! Сколько наркоманов из окна навернулись! Люди — не летают!!!
— Еще как летают! Смотри!!!
Чуб бодро выскочила на бетонную площадку балкона с отвалившимися перилами. Присела, напряженно согнув ноги в коленях, бесстрашно посмотрела вниз на асфальт Ярославового Вала, сцепила зубы и… отчаянно объявила:
— А знаете что? Давайте лучше вызовем такси.
* * *— Вы что, на шабаш собрались? — рассмеялся молодой водитель при виде трех разнокалиберных девушек, одна из которых зачем-то везла с собой труднообъяснимую дворницкую метлу.
— Ага, на шабаш, — ответила Даша с кокетством профессионального конферансье.
— А меня с собой возьмете? — любопытно свернул шею он.
— Нет, не возьмем, — проворковала Чуб. — Там только девочки.
— На дорогу смотрите, — профессионально-начальственно гаркнула Катя.
А Маша, ни в одном из подвидов общения профессиональных навыков не имевшая, благоразумно переключилась на свою профессиональную область и озабоченно задумалась:
«И все-таки, что значит „худая ведьма“?»
Если про кого-то говорят «худая мать» или «худой доктор», имеют в виду, что эти люди плохо исполняют свои обязанности. Но согласно народным поверьям в профессиональные обязанности ведьм входят исключительно вредоносные деяния и поступки. И даже обожаемая Маргарита Николаевна, обратившись в ведьму, тут же принялась бомбить квартиру критика Латунского и превратила своего ни в чем не повинного соседа в борова.
Но значит ли это, что «худая ведьма» — женщина, слишком хорошая для ведьмы, или ей просто ужасно хочется подтасовать подобный ответ? С другой стороны, ни в одном описании канонических колдуний не сказано, что те обязаны еженощно дежурить на горах, «чтобы остановить то, что может нарушить Истину». Каждую ночь! Это ж работа потяжелее, чем у папы!
«Моя власть — ваше рабство», — угрожающе лязгнула в ее голове несчастная Кылына.
«Невидима и свободна!» — закричала обожаемая Маргарита Николаевна.
В словах этих женщин таилось явственное противоречие…
— Что, даже одного мальчика не возьмете? — не унимался таксист. — Нет, а серьезно, чего это будет?
— Да выпускной празднуем. Институт окончили. — Даша лгала, как дышала.
— А какой?
— Театральный.
— Оно и видно, актрисы! — довольно гоготнул шофер. — Телефончик не оставите?
— Ну уж извините, — хихикнула Даша Чуб. — Либо деньги, либо телефончик.
Водитель тут же посерьезнел и выбрал деньги. Машина въехала на угасающую Трехсвятительскую, заполоненную длинным разросшимся забором заново отстроенного Михайловского монастыря, загородившего некогда открытый со всех сторон парк.
— Тут, — тормознула машину Даша у примкнувшего к отштукатуренному монастырскому забору старого особняка, наверняка водившего близкое знакомство еще с предыдущим — девятисотлетним Михайловским. — Подождите нас, мы недолго, — на всякий случай соврала она и гордо похвасталась: — За мной, я здесь каждую дыру знаю!
Катя неприкрыто поморщилась и сунула таксисту сто гривен:
— Дождитесь в любом случае.
Следуя за взмахом Дашиной руки, троица нырнула в какую-то невнятную калитку и, пройдя неправильный треугольник двора, образованного тремя четвертыми домами, вильнула в узкую каменную щель между стенами.
— Прошу, — пригласила их Даша, шагнув в серо-молочные сумерки парка. — Эх, и хорошо тут!
— «…на террасах лучшего места в мире — Владимирской горки!» — окончила цитатой Ковалева.
— Булгаков? — учуяла по интонации Чуб. (При всем ее уважении, умницу чересчур уж зашкаливало на обожаемом «Мастере».) Впрочем, сейчас она была солидарна с ними. — «Вот стою на горке, на Владимирской. Ширь вовсю — не вымчать и перу!»[7] — гордо громыхнула она другим классиком и грянула в голос: — «Й-о-хо-хо, и бутылка рому!»
День был наполовину разбавлен подступающей ночью, и субботние киевляне еще нежились на летних скамейках и висели на низком заборе, вглядываясь в «потрясающий по красоте вид». А в овальной беседке над обрывом уже лобызалась какая-то насмерть прилипшая друг к дружке парочка влюбленных, и Даша романтично засопела, вспомнив, как когда-то, на первом курсе училища, целовалась со своей тогдашней Большой любовью на этой самой лавке, под металлическим кружевом крыши.
От беседки в серо-кружевной шляпе дорога сбегала крутым полукругом на нижнюю террасу горы, где возвышался памятник князю Владимиру с горящим электрическими лампочками трехсаженным крестом. Справа от чугунного Крестителя Руси были расчерчены пять симметричных аллей, по которым прогуливались несколько поздних любителей городской природы. Слева, на опоясывающей дуб круглой скамье, расположилась щебетливая студенческая компания, вооружившаяся десятком бутылок пива.
— Странно все-таки, — заметила Даша. — Как Лысая Гора может быть в двух шагах от Крещатика? Я думала, что ведьмы должны собираться в каком-то безлюдном месте.
— А оно и было тогда безлюдным, — объяснила Маша. — Раньше из Верхнего в Нижний Город можно было попасть только по Андреевскому спуску. Фуникулера не было. А Александровский, ну, тот, который сейчас Владимирский, спуск от Крещатика на Подол проложили только в 1850 году. Десять лет прорубали… Да что там, если и сам Крещатик всего 200 лет назад построили, а Киеву 1500!
