Евгений Немец - Корень мандрагоры
– Понимаешь, предназначение человека – весьма туман–ный предмет для обсуждения. Если на страну обрушивается тотальная война, людям не приходится свое предназначение искать. Это предназначение вколачивают в гражданина об–стоятельства – люди кладут свои жизни на борьбу с захват–чиками или во имя идеи, а после войны восстанавливают из руин города в полной уверенности, что других целей у них и быть не может. В такой ситуации мораль запрещает челове–ку искать свое предназначение в чем-то другом. Война, без сомнений, ужасная трагедия, но если смотреть бесстрастно, она дает людям то, чего они сами, скорее всего, найти в сво–ей жизни не в состоянии – смысл существования. Примерно то же самое люди получают от революций, религий и утопи–ческих идей. В странах, где давно не было войны, расцвета–ет преступность, потребление алкоголя и наркотиков превра–щается в манию, процент самоубийств растет, на лечение психических заболеваний тратится все больше и больше средств.
– Что тут скажешь, мирная жизнь – она всегда веселая, –заметил я.
Мара меня не слышал, он декламировал дальше:
– В конкурсе на максимальное количество серийных манья–ков-убийц Соединенные Штаты лидируют с огромным отры–вом. Европа помнит только Жиля де Ре во Франции да Джека-потрошителя в Англии. У нас их было немного больше просто потому, что у нас народу значительно больше. Зато в Штатах маньяков пруд пруди – это одно из следствий того, что на тер–ритории США давно не было масштабных войн. Из бездн истории до нас доходят апокалипсические тексты, которые в нашей жизни и вовсе стали частью культуры. Начиная с апокалипсических апокрифов и заканчивая фильмами-ката–строфами. О чем они говорят? Зачем человечество снимает картины своего собственного тотального краха, а потом с удо–вольствием их смотрит, да еще и восхищается? Потому что в апокалипсисе присутствует волнующее начало нового, кото–рое мы ощущаем на уровне инстинкта. Инстинкта не челове–ка – цивилизации. Понимаешь? Если нет войн, нет катаст–роф, человечество начинает их изобретать. Потому что подсознательно человечество стремится к апокалипсису, чув–ствуя, что этот рагнарёк станет всего лишь новой ступенью эволюции, а вовсе не тотальным уничтожением разумной жизни на планете.
– Не думаю, что каждый отдельный житель планеты именно так воспринимает тотальный трындец и тем более свою жизнь как подвижку к этому трындецу, – заметил я.
– Точно, – согласился Мара. – Мало того, человек, рядовой представитель этой цивилизации, вообще ничего особенного о своей жизни не думает, он не готов искать свое предназна–чение самостоятельно, а потому с готовностью принимает лю–бую чушь, которую ему скармливают сильные мира сего. По–тому что если смысл существования не вколачивается в индивида извне, его сознание и психика начинают коллапси-ровать.
– Мара, тормози, – попытался я смягчить агрессию нашего воинствующего монаха. – То, о чем ты толкуешь, напоминает всеобщий заговор. Типа какие-нибудь иллюминаты или масо–ны управляют всем человечеством. Я в эту паранойю никогда не поверю.
– Заговор, Гвоздь, он не на уровне людей, не на уровне каж–дого отдельного человека, а потому в принципе никто не может за этим заговором стоять. Он – на уровне социальной структу–ры нашей цивилизации, он – прогнившие корни дерева, кото–рое по привычке все еще приносит плоды. У этого заговора нет лица, а потому оно многолико. И в этом как раз проблема всех революций: они борются с людьми, в то время как надо бороть–ся с сутью.
Мне нечего было возразить, я молча внимал.
– А эту суть нужно еще найти, но человечество никогда осо–бо не стремилось ее искать. Основная масса населения плане–ты труслива и ленива. Поэтому историю и делают единицы – те, кто нашел в себе силы, и физические и духовные, чтобы отва–житься на одиночество и… поиск. Рядового же представителя этой цивилизации вполне устраивает то, что у него уже есть: возможность вернуться вечером после работы в иллюзорную защищенность дома – стереотип поведения, отлаженный тыся–челетиями. Года идут, и мысли о том, что надо что-то успеть, что жизнь превращается в болото, в трясину, а стало быть, во всем этом что-то не так… – эти мысли притупляются, а то и вовсе бес–пощадно топятся в алкоголе или наркотиках. Потому что гедо–низм – это демон, требующий беспрекословного подчинения. И вот был человек, в котором можно было любить и ценить то, что он переход и гибель…
Мара сделал паузу, грустно вздохнул.
– Ибо он – стрела тоски по сверхчеловеку, – шепнул мне на ухо седой старик Фридрих продолжение, которое я и озвучил.
– Точно… Был Человек, а осталась дряблая оболочка – кук–ла, сознание и душу которой выпотрошили демоны наслаж–дения.
Кислый чихнул и смутился. Я возразил:
– Мара, войны или глобальные катастрофы – они приносят горе. Люди помнят время, когда этой беды не было, и тоскуют по тому времени и по близким, которых потеряли. Естественно, смысл их существования сведется к желанию обычной и спо–койной жизни. После того ужаса, который они пережили, разве может им хотеться чего-то еще?
– Правильно, – согласился Мара. – Для наших дедов и пра–дедов, прошедших Вторую мировую, было счастьем вернуться на поля и за станки. Я и не собираюсь их в чем-то винить, со–всем наоборот – это были сильные люди, благодаря которым мы вообще сейчас существуем. Но это поколение ушло в про–шлое и унесло с собой тот уровень счастья, на который мог пре–тендовать гражданин того времени. А их внуки и тем более правнуки – для них обычная жизнь и стабильная работа, то есть то, что для наших дедов было пределом мечтаний, стало нормой. Даже не нормой, а серой и пресной повседневнос–тью. Понимаешь, в чем тут дело? Горя, тотального горя, нет, а тоска по счастью осталась. Чего же не хватает обычному че–ловеку? Отчего он мается, когда надо жить и радоваться жиз–ни? Может быть, эта тоска – следствие работы программы, записанной в ДНК, которая подталкивает индивида к поиску путей в эсхатологическую эру человечества? Но к этому пони–манию нужно прийти, это понимание нужно выстрадать, до него нужно созреть. Редко кто достигает этого рубежа, еще меньше людей отваживаются его переступить… Ну, а прочие –они остаются в своей серой повседневности и топят тоску в алкоголе. Наши деды и прадеды знали, что для них счастье. Современный человек не имеет об этом никакого понятия. Представитель нашего поколения не способен преобразовать слово «счастье» в конкретный образ, разложить его на состав–ляющие, которые бы обрели физическую оболочку и стали до–ступны. Это понятие остается для него этакой абстрактной суб–станцией, сущностью без формы и содержания – фантомом. И вот тут появляются сильные мира сего и говорят, что знают, чего не хватает человеку. Они говорят: тебе нужен автомо–биль – купи его. Тебе не хватает ужина в крутом ресторане –тащи свою задницу и зарплату туда. Они говорят: тебе необхо–дим стиль и шик – бегом за шмотьем от ведущих модельеров!
