Дмитрий Казаков - Солнце цвета крови
Зал наполнился звоном и лязгом. Лезвия превратились в размазанные полосы света, а сами бойцы — в стремительно пляшущие тени. Мгновение — и они вновь стоят друг напротив друга, тяжело дыша, а по лицам, покрасневшим от напряжения, стекают густые, точно свечное сало, капельки пота…
Еще миг — и они схлестнулись вновь. Замелькали клинки, словно хищные рыбы, мчащиеся в толще вод. Атака следовала за атакой без перерыва, никто не мог взять верх, и Ивар ощутил, как от напряжения закусил губу, ожидая развязки…
— Прекратить! — Голос короля подобно колоколу прокатился по залу, заставив поединщиков замереть. — Мы видим, что искусство ваше одинаково, а жизнь любого из вас равно дорога нашему сердцу… Объявляем ничью!
Хаук поклонился противнику с тем же непроницаемым выражением лица, с каким он и начал бой, а вот лицо Ланселота пылало. Алые пятна досады расплылись по его щекам, губы рыцаря тряслись, а поклон вышел неловким. Не привык первый боец Камелота завершать поединок без победы…
Артур тем временем объявил состязание в кулачном бое. На свободное место выбрался чудовищно толстый, невесть каким образом втиснутый в доспехи рыцарь с окладистой черной бородой. Рожа его шириной превосходила котел, а в пузо можно было поместить бочку. В поклоне, который он отвесил королю, было мало смирения.
— Балин Свирепый, — почти выплюнул Увейн Ивару в ухо. — Ударом кулака сшибает медведя. Нелегко придется тому, кто выйдет с вашей стороны.
Но даже Рыцарь Льва примолк, когда напротив Балина встал Кари Ленивый. Он был на голову выше противника и не уступал тому в ширине плеч. Обитатели Камелота разразились бурей приветственных восклицаний, послышались восхищенные ахи женщин, одна из двух сестер короля плотоядно облизала губы широким красным языком.
— Бить по очереди, закрываться и уходить от ударов нельзя! — объявил Артур правила поединка. — Тот, кто первым не устоит на ногах, — проиграет!
— Первый удар я отдаю гостю! — пробурчал Балин презрительно.
Кари пожал плечами и тут же ударил. Кулак его, похожий на бугристый булыжник, с треском саданул Свирепого в лоб. Того подбросило над полом, точно пушинку. Еще мгновение — и Балин Свирепый рухнул под ноги пирующим. Загрохотали доспехи.
Чернобородый рыцарь попытался подняться, но руки его подламывались, и со слабым стоном он растянулся на полу.
— Наша победа! — взревел Вемунд, потрясая кулаками. За ним завопили прочие викинги. Ивар с облегчением вздохнул и опустошил полный кубок пива. В голове слегка загудело.
— А не посостязаться ли нам в благородном искусстве питья? — Предложение Арнвида змейкой проскользнуло сквозь вал криков и восклицаний, бушующих в пиршественном зале, и услышал его почти каждый.
— Отчего же нет, — согласился Артур, чье лицо после поражения королевского поединщика было белым, как птичий помет. — Кэй!
Арнвид и его курчавый противник были усажены за специально принесенный стол. Двое дюжих слуг, пыхтя и отдуваясь, взгромоздили на него полную бочку пива. Состязающиеся по очереди наполняли почти ведерные чаши и, произнося здравицу, опрокидывали их в себя. Поначалу все шло гладко.
— За здоровье короля! — И рыцарь Кэй лихо утирает с губ белую пену, похожую на морскую.
— Во славу конунга! — И лысина Арнвида вдруг покрывается мелкими бисеринками пота.
Бочка пустела, завороженные зрители старались угнаться за эрилем и сенешалем, и здравицы постепенно начали утрачивать связность.
— 3-за Бр-рррит… ик… анию, мать вашу… иии… нашу! — Доблестного рыцаря слегка заносит вбок, и ему стоит немалых усилий усидеть на стуле.
— О… о… о… — Кажется, что Арнвида заклинило на одной букве и более ничего он выговорить не может. Но эриль корчится, словно пойманный тунец, и с губ его срывается неведомый доселе в Камелоте боевой клич: — Одину слава!
Нетвердой рукой Кэй зачерпывает из бочки. Лицо его краснее, чем созревшая земляника. Ковш с пивом дрожит, точно драккар в бурю, и липкая темная жидкость заливает стол…
С деревянным стуком черпак соприкасается с полом и с точно таким же стуком голова рыцаря падает на столешницу. Доски трещат, но с честью выдерживают удар.
— Я… победил!.. — слегка запинаясь, но гордо изрек Арнвид. — Во славу Тора!
Когда эриль подошел к своим, то стало видно, что глаза его круглые, как у совы, и совершенно белые. Разговаривать знаток рун и сказаний более не мог, лишь шептал что-то невнятное.
Ивар, возгласив здоровье Увейна, Рыцаря Льва, проглотил еще кубок пива, и с этого момента его воспоминания стали отрывочными. Помнился только резкий запах блевотины из-под стола, трепещущие багровые блики от факелов вокруг и громкий голос конунга, хвастливо возвещающий:
— Конечно! Что не под силу твоим воинам, о король, мы выполним с легкостью!
После этого все померкло.
Очнулся Ивар оттого, что в глаз уперся солнечный луч. Прямой и острый, как копье, он жалил горячим наконечником, и, подняв веко, молодой викинг едва не вскрикнул от боли. Повернувшись на бок, он осознал, что болит все тело, и попытался воссоздать в памяти завершение вчерашнего пира.
Более чем безуспешно.
С некоторым усилием оглядевшись, он обнаружил, что лежит, заботливо укрытый шерстяным одеялом, в гостевых покоях, что вокруг стоит перегарный смрад, а уши терзает хорошо знакомый храп Вемунда. Толстяк спал прямо на полу, широко раскинув руки, и казалось, что стены Камелота в испуге сотрясаются, внимая ужасным звукам, вырывающимся из его чрева.
За столом сидел Арнвид и потягивал пиво. Лицо его выглядело свежим, точно спелое яблоко, и никто бы не подумал, что этот почтенный старец вчера надрался до полного умопомрачения.
Обнаружившийся рядом с эрилем конунг, наоборот, выглядел мрачным и утомленным. Под глазами его залегли тени, а широкие плечи, казалось, обвисли под незримой тяжестью.
Развлекал компанию Нерейд, слегка помятый, но тем не менее веселый, точно бонд, сбывший втридорога хромую козу.
— Ага, вот и Ловкач проснулся! — возгласил рыжий шутник, заметив движение Ивара. — Помнишь, как ты вчера мамой-папой клялся этот замок по камушку раскатать? К королеве в постель забраться?
— Что, было такое? — робко спросил Ивар и покраснел.
— Было! — радостно подтвердил Нерейд. — Еще ты собирался набить мне морду, но тут упал, и доблестному ленивцу, — последовал кивок в сторону Кари, который с видом поверженного в бою воина возлежал на лавке у самой двери, — пришлось тащить тебя сюда. На собственном плече. А поскольку его от усталости слегка шатало, то он твоей головой все притолоки посшибал! Ох, припомнит нам хозяин вчерашний пир!
