Александр Прозоров - Паутина зла
— Не получит! — Олег будто укачивал Раду, сцеловывая с ресниц горячие слезы. — Не получит, хорошая моя, я уж твой. Не думай о ней.
— Тогда и ты не думай, — попросила Рада и потянулась к Олегу губами. — Будь мне мужем, хоть на час…
Они обнимались, казалось, целую вечность. За долгие дни одиноких скитаний Олег накопил много нежности, а в Раде нашел еще больше. Девушка то плакала, то вдруг начинала тихо, счастливо смеяться, напевать что-то. В один из таких моментов, когда ведун положил голову ей на грудь, а Рада гладила его по волосам, Олега и сморил сон.
В этом сне не было ничего, кроме неясных, но странным образом напоминающих о спящей рядом теней. Л именно поэтому сон принес силы, свежесть, надежду. Сердце забилось ровнее, спокойнее, и, еще даже не совсем пробудившись, в дремоте, Середин подумал, что если бы мог позволить себе встречаться с такими женщинами почаще, то все в его жизни складывалось бы очень и очень хорошо.
Чужая метка
Олег проснулся вскоре после полудня. Рада откатилась в сторону, сбросив с себя одеяло, и сперва ведун хотел прикрыть ставшее дорогим тело, но вдруг замер. На левой ягодице девушки, почти одинакового размера, расположились рядышком три родимых пятна. Три запятые, мог бы сказать кто-нибудь другой. Но Середин увидел три шестерки.
Он вздохнул, откинулся в сторону. Что может означать такой знак? Для монахов, понемногу просачивающихся на Русь из Византии, — однозначно метку диавола. Олега в иное время такая игра природы не напугала бы, но теперь… Чародейка знает, из каких краев он пожаловал, побывала его снах. Не ее ли штуки?
Ведун едва не застонал. Не на что опереться, никому не поверить окончательно… Он тихо встал, прикрыл Раду, оделся. Отец — или не отец? — девушки действительно был человеком рослым для этих краев, широким в плечах, так что все пришлось впору. Очень понравилась Середину новая куртка — крепкая, добротная, такой сносу не будет.
На миг он засомневался: а не хотят ли его опять провести, как с сапогами Глеба? Но махнул рукой: если видеть вражеские происки везде, то остается только лечь и помереть. Повесив на ремень саблю, Олег приподнял ее и внимательно осмотрел.
— Аз есмь, — одними губами прошептал Олег. — Вот кому можно верить. Всегда.
Видела ли Рада свои отметины? Могла и не видеть, а если кто сказал — так не должны деревенские таких пятен испугаться. Но, насколько Олег успел понять, не всегда христианство ограничивалось суеверием. Возможно, он, ведун, лучше других может понять смысл этих знаков. Возможно также, что именно ему они и адресованы. Как узнать? У Рады не спросишь, тем более что девушка сама не знает, чья дочь, боится собственной тени.
Все-таки растревожила душу ведуна Старая Мила, даром что ведьмой оказалась. Девочка, которая не виновата в том, что ее сделали чародейкой, не виновата в том, что ненавидит людей… Олег прекрасно понимал, что многие из тех, кто пал от его руки, стали оборотнями да упырями не по своей воле. Но ведь так можно договориться до того, что вообще никто ни в чем не повинен! Судьбы часто складываются несправедливо. Вырос человек среди воров — и сам стал вором, а потом и разбойником. Что же, позволять ему и дальше лихо творить? Нет, зло надо пресекать, каковы бы ни были его причины.
А причины всякого зла — в другом зле, вдруг понял Олег. Старшее зло плодит меньшее, которое тоже норовит вырасти и в свою очередь производить себе подобное. И чем сильнее зло, тем оно опаснее. Воевать с мелкой нежитью — все равно что рубить головы сказочному дракону, у которого вместо одной срубленной тут же вырастают три новые. Дракона следует поражать в сердце…
Но Рада — не дракон, Олег чувствовал это. Она невинна, никому не сделала зла и не желает того. На ней лишь печать, поставленная кем-то. И ведун понимал, кем именно. Отступать было нельзя, даже если бы имелась такая возможность. Ночью он снова пойдет в Ело вый лес, но искать будет не Глеба, не Всеславу даже — а способ уничтожить умруна. Этим надо заняться прямо сейчас.
На цыпочках ведун покинул дом, осмотрелся. Деревня жила своей обычной жизнью, крестьяне копошились на огородах, сновали к озерам за водой. Не спеша прогулявшись по улице, Олег взглянул и на Еловый лес, чернеющий внизу, — никого. Пустынна была и дорога.
Уже у самого дома старосты Середин услышал чье-то чуть слышное бормотание. Раздвинув кусты, ведун наткнулся на скорчившегося над большой потрепанной книгой Ратмира. Отрок, все такой же прыщавый, старательно шептал какие-то заклинания, для сосредоточения даже прикрыв глаза.
— Ну-ка дай книжонку-то! — попросил Олег.
— Кто здесь?! — взвыл Ратмир, в ужасе отползая еще дальше в колючки. — Не тронь! Чур меня!
— Ишь, раскричался… — Ведун подобрал отброшенную перепуганным горе-чародеем книгу. Прочесть ничего не смог: писана она была незнакомыми буквами. — Откуда такую грамоту знаешь, Ратмир?
— А тебе что за дело? — Отрок отполз еще немного. — Отдай.
— Вот еще! — фыркнул Олег. — Книжки детям не игрушка. Значит, вот как ты решил силы набраться — через чернокнижие. Ну, скажи хоть, где раздобыл.
— Ничего я тебе не скажу! — К Ратмиру понемногу возвращалась обычная наглость. — А будешь драться — бате пожалуюсь! Батя скоро приедет за мной!
— Как знать, — вздохнул Олег. — Но прав он был, что не хотел тебя к родне отправлять.
— Не хотел, а отправил! — с обидой выкрикнул мальчишка, встал, утирая сопли, подошел к ведуну и попытался вырвать книгу. — Отдай, говорю!
Олег, одной рукой удерживая растрепанный том, задумался. Книга старая, добротная, руками пергамент не изорвать. В кусты зашвырнешь — найдет, в колодец кинешь — еще хуже, у пацана хватит ума и туда за ней отправиться. Терять время на разведение костра Середину не хотелось.
— Остынь! — Олег слегка оттолкнул парнишку, и тот повалился на землю. — Со старшими так не разговаривают.
— Сильный, да?! — завел знакомую песню Ратмир. — Раз сильный, значит, можешь бить? Ну, бей! А я бате расскажу!
— Мне самому найдется что рассказать Добрыне, коли еще свидимся. Да и деду твоему, Яромиру, тоже. Вот про эту книгу, например…
— Не надо, — вздохнул отрок и напоказ понурился. — Попадет. А за что?
— За чтение нехороших книжек, — несколько удивленно заметил Олег. — Что, за это попадать разве не должно? Чего ж ты тогда в кусты залез?
— Да дед Яромир — он же кто? Чурка сиволапая! — вспомнил полюбившееся выражение Ратмир. — А ты другое дело, ты ведун, ты понимание имеешь. Ведь от книг вреда нету! А Яромир мне вообще читать запрещает—и греческие книги, и веды. Только эта и осталась… Хорошо хоть, про нее не знает никто, иначе бы давно отобрали у сироты. А ты ведь, почитай, тоже по книгам свою премудрость изучал, а если не по книгам — значит, учителя твои книгочеи, верно? У меня учителей нет, заступиться некому…
