Город из стекла (СИ) - Велизарова Мия
– Эй, пацан, поди-ка сюда, – Игорь поманил мальчишку. – Фокус увидеть хочешь?
– Я с незнакомцами не разговариваю, – мрачно отозвался коротыш, не поворачивая головы.
– И правильно. А ты и не говори ничего, просто смотри.
Трюк с монеткой не прошел – староватый уже фокус. Оторванный палец тоже. Разочарованный пацан насмешливо цыкнул и присел на корточки перед кучей еще влажных водорослей. Какой-то мусор интересней его фокусов? Вот это удар по его самолюбию.
– Ну погоди, куда ты? Смотри, сейчас я волны буду укрощать…
Ленивый прибой нехотя попытался ухватить его за кроссовки. Игорь нахмурился для вида, сосредоточенно приложив палец ко лбу, расставил ноги пошире. Вдох, выдох. Нелегко было попасть в такт волн, но вот все же…
Одна волна чуть помедлила прежде, чем откатиться назад. Вторая скользнула за ней, норовя увильнуть. Он не растерялся, и все-таки заставил ее написать на мокром песке свое имя – получилось коряво, но для первого раза сойдет.
– Гляди, получается. Тебя как звать?
– Митя, – парнишка щурился, однако упрямо стоял на месте, держал дистанцию. Послушный ребенок.
– Держи автограф, Митяй!
Волны вошли в раж, выписывая на песке все новые и новые письмена из грязно-серой пены. Позабыв про мамкины наставления не замочить кроссовки, Митька скакал вдоль кромки, по-девчачьи взвизгивая, когда брызги щекотали ему лицо. Компания в стороне притихла, наконец обратив на них внимание. Сейчас одернут пацана, – недовольно подумал Игорь, – не дадут порезвиться человеку.
И тут он грянул – гром от фейерверков. Сменяя друг друга, в небе распускались разноцветные астры, крутились чертовы колеса и раскалывались золотыми конфетти светящиеся люстры. Теперь вдоль воды скакала уже вся честная компания изрядно подвыпивших отдыхающих. Кто-то сдуру заорал «С новым годом!», в темноте пенилось и шипело пиво, доведенное умелой рукой до кондиции шампанского.
Вот теперь, под шумок, можно было и уйти. Игорь поправил лямки рюкзака – тяжелый, все-таки, зараза, – и раскрыл над головой Пашкин зонт.
– Это зачем?
Митяй, проникшись наконец доверием к «правильному» незнакомцу после получасового представления, дергал его за рукав.
– Прямо как у меня, – указал он на свой лимонно-желтый дождевик. – Только ведь дождь-то прошел.
– А я как Мери Поппинс, – отшутился Игорь. – Знаешь такую?
– Ага, – без колебаний кивнул парнишка, – В кино видел, «Стражи галактики». Ты тоже крут!
– Хорошо хоть не Грут, – довольно проворчал Игорь. Пошарив в кармане, нашел случайно завалявшуюся карамельку со свистком – бог весть как она там оказалась, наверное, после очередного налета на Тонькины припасы. Пацан конфету принял без особого энтузиазма, но ему и нужно-то всего было пару секунд. И когда Митька поднял глаза, рядом на песке даже следов не оказалось. В небе догорали последние искорки салюта.
А был ли волшебник? Кто знает. Мальчик точно был, но благоразумно решил никому ничего не рассказывать. Все равно не поверят.
***
Сначала дождь, потом фейерверк – пока добирались до клиники, Дену казалось, что он видит очередной сон. Будто репетируя сцену из Тониной любимой дорамы, они с Настей шли по улице, укрывшись под ее зонтом.
Так близко. Так тепло. И таким жалким казался он самому себе. Но отказаться, отпустить ее домой, остаться в полном одиночестве среди спешащей толпы – нет, этого он сейчас никак не мог.
Он не помнил, что отвечал в регистратуре, но в конце концов им все же выдали халаты и проводили в нужную палату. Сам он бы дорогу не нашел.
– Слушай, неловко просить, но… – он замялся. Настя все поняла с полуслова.
– Я буду здесь, если что – просто позови, – она послушно присела на диван, сложив руки на коленях. Отличница, комсомолка, спортсменка. Жаль, ему сейчас было не до шуток.
Викино лицо казалось бледным, совсем фарфоровым. Темные косички притаились по бокам – будь это сном, самое время было бы обыграть идею спящей царевны Клеопатры с верными стражами-змеями на подушке. Протяни руку – и навеки попадешь в рабство сна.
На мониторе тянулась тоненькая зигзагообразная линия. Сколько раз он уже видел подобное – но именно сейчас почти физически ощутил, как эта тоненькая ниточка оборвется…
Отпусти прошлое, Денис.
Он яростно отогнал от себя эту мысль. Устаревший принцип психологов-дилетантов. Без прошлого не бывает будущего, этот урок он усвоил накрепко, научился на ошибках клиентов. Да и своих собственных хватило с лихвой.
– Сынок?
Силуэт матери казался почти прозрачным в темноте. Ден даже заподозрил было, что он уже спит, и его встречает один из призрачных обитателей потусторонья. Словно его прошлое приняло облик худенькой, состарившейся женщины.
– Ты похудел, – матери он всегда казался слишком худым. И да, вон на тумбочке и заветная, знакомая с детства кастрюлька с пирожками. – Совсем ничего не ешь?
– Клиенты подкармливают иногда, – отшутился Ден, тщетно пытаясь нащупать выключатель. Пальцы почему-то натыкались на холодную стену, и от этого все тело начала бить короткая дрожь. Вздохнув, мать щелкнула переключателем.
– Пробки вылетели на этаже или что-то такое, – пожаловалась она. – Хорошо я ее ночник принесла, любимый.
С мягким теплым светом стало значительно уютнее. По крайней мере, лицо сестры уже не казалось сделанным из алебастра.
– Ты учился все это время, мне говорили… – мать говорила медленно, аккуратно подбирая слова. Словно боялась оттолкнуть, поранить его неловкой фразой. – Можешь теперь ее разбудить?
Он попробует. Хотя, предпочел бы сделать это без лишних свидетелей. И все же, когда они вдвоем взяли Вику за руки, на какой-то момент показалось, что наконец-то удалось починить что-то важное. Вернуть семью, расколотую ссорами и недопониманием.
На этот раз даже не было двери: его просто выбросило в пустоту. Больнично-белую, как разлитое в детстве молоко. Ден немного постоял, приноравливаясь. Под ногами явно ощущался пол, жесткий и гулкий. Откуда-то сверху лился мягкий, рассеянный свет. Тишина. Пустота. Значит ли это, что он опоздал?
– Вика… – голос пронесся эхом, хотя он едва шевельнул губами. – Вик, это я. Я вернулся…
Только сейчас он вспомнил, где еще видел подобное: в районном крематории, когда пришел вместе с одногруппниками провожать старенького профессора. Тогда стояла такая же звенящая, торжественная тишина, смешанная с терпким ароматом хризантем. Он один по старинке принес пару гвоздик – и они выделялись на фоне белого мрамора, как две капельки крови.
– Вика!
А там, снаружи, продолжал греметь салют. Поначалу он блокировал все отголоски: профессиональная привычка, чтобы не нарушить ход чужого сна. А потом вдруг махнул рукой: пускай. Пускай!
Пусть цветут краски – расплываются акварелью на мертвенно-бледном фоне, накладываются аляповатыми мазками в художественном беспорядке, лишь бы закрыть эту зияющую пустоту. Откуда-то с лаем выскочил совершенно плоский пес с глазами-пуговками и торчащими нитками из виляющего хвоста. Точно, Вика тогда принесла свою первую поделку из детского сада, и ее торжественно поместили рядом с отцовским трофеем: буддийскими четками с Тибета.
А потом ты ругал ее на чем свет стоит за то, что повесила бисерную кисточку игрушечному щенку на шею – и потеряла где-то в песочнице.
Ден зажмурился и стиснул зубы. Искры от бенгальских огней обожгли кожу. Пускай. Пусть за Новым годом следует Восьмое марта, а там тянутся летние каникулы без конца и без края. Апельсины, мороженое, игра в классики, соленые брызги и песочные замки…
Нет, все-таки плохо у него с фантазией. Ден едва дышал, а краски, вспыхнув всего на миг, угасали. И снова в груди становилось тяжело от дурманящего маслянистого запаха.
Помоги! прошептал он, сам не понимая, кого зовет: мать, Адель, Каннон 16. Или ту женщину, с которой они будто прожили вместе полвека, хотя на самом деле знакомы совсем чуть-чуть.
