Александр Фед - Вселенское эхо разбитого кувшина
– Заметь, милый, не я это предложила.
Майя медленно, по-кошачьи, на четвереньках подползла к старшему Шляпникову, который неподвижно сидел на том самом месте, на которое сын накликал себе беду. К удивлению двух сторонних наблюдателей, которыми стали Шляпников младший и Тыква, Идиш притих, как под гипнозом крупной рептилии, которая подползала к своей жертве.
– Идиш, милый, а ты очень даже ничего мужичок, – прошептала Майя в самое ухо профессора.
– К-к-как? – сипло каркнул Шляпников старший.
– Ты хочешь знать как? А вот так, Диаматович!
Майка обвила его шею руками и повалила профессора на песок, начав удушение бесконечным поцелуем. Два оставшихся Ивана, закаменели на своих жоу-па (в переводе с монгольского «жоу-па» – подстилка для сидения). Как два истукана они, не мигая, наблюдали за происходящим. Иврит первый дал себе команду «отомри».
– Мять твою кашу! К-к-ва-а-ак!.. Тебе не стыдно! – встрепенулся Тыква, словно цапль заглотивший лягушку.
К удивлению истуканов ничего не изменилось. Идиш не отбивался, а распластался на песке, словно парализованный ядовитой слюной, напавшей на него хищницы.
– Папа?.. Ты там живой? – робко поинтересовался Иван.
– У-гу… У-гу… – словно филин в ночи отозвался Идиш.
– Что значит «у-гу»? – неистово заорал Иван. – Я тебе все перья повыдёргиваю, старый развратник!
– Иван, не груби отцу!.. Сопляк!
От последнего своего уточнения Иврит оторопел. Он никак не ожидал от себя такой смелости, но он должен был отомстить младшему Шляпникову за «старого» развратника. Тыква хорошо помнил, как они были молоды и прекрасны, правда, очень давно.
– Ваша правда, дорогой мой Иван Рибосомович.
Услышав эти слова, Ваня странным образом обмяк и почти выпал в осадок. Ему показалось, что Майя только и ждала подобного поворота событий. Бросив уцелованного почти в бессознательном состоянии, она в несколько гибких движений переползла на Тыкву, который мгновенно пал на песок от её разгорячённых губ и пушистых рыжих волос.
– Да ты знаешь кто?.. Нет, ты знаешь, кто ты такая?! – странно взвизгнул Иван.
– У-гу… у-гу… – почему-то откликнулся Тыква.
– А ты вообще заткнись, старая Тыква!
– …ать …шу …ашу! Во! – из под извивающегося тела Майи мгновенно появилась «фига» сотворённая рукой Иврита.
Это была последняя капля терпения Вани Шляпникова, которая, шипя, словно масло на сковороде, ушла в песок. Вскочив на ноги, оскорблённый своей Дездемоной Отелло отколотил себя по всем местам, до которых смог дотянуться. Завершив тонкую настройку кулаков, Рембо, с красными шнурками, злобно сорвал с головы свою любимую зелёную шляпу и так лихо запустил её в открытый космос, что любой сторонний наблюдатель принял бы её за блюдце НЛО. Дело дошло и до ног. Иван, как Терминатор, без шляпы, опалил взором ярости и мести ближайшие кочки, намечая порядок их уничтожения. Через две минуты активных пинков – пять кочек, куст и одна кедина прекратили своё существование.
– Господи, помилуй… – прошептал из-под Майки Тыква.
– Помилуй нас, Господи… – отозвался Идиш, блаженно раскинув руки и всё остальное тело на песке.
Наступил миг кровавой расплаты. Иван, вскинув руки к небу, издал звериный рык и, как Тарзан в рваной кеде, заколотил себя кулаками в мощную грудь, вызывая старпёров на честный бой: двое хилых – против одного мощного…
Сразу после того, как прозвучал рог двурога, Майя аккуратненько встала с Тыквы, как если бы она случайно упала на него, споткнувшись о камешек на пляже. Поправив маячку и отряхнув от песка брючки, она развязала пёстренький платочек, висевший на её изящной шейке вместо галстучка. Картинно расправив платок на порыве ветра, как это умело делали: донские казачки, свинарки, доярки, зоотехники, передовички, бригадирши и голливудские дивы, – Майка скромно повязала его на голову. Ещё раз одёрнув маячку, и нежно, как бы раскаиваясь в содеянном, она выдавила из своих припухших от лобзаний губок.
– Извините, мальчики, мне пора. Прощайте.
Единственный, стоящий на ногах, Иван рухнул, как подкошенный, разогнав песочную пыль своей «монгольской подстилкой». Двум другим профессорам повезло больше. Они балдели (из справочника ветеринара: «балдёж – это предродовое состояние коровы»), после искусственного дыхания «рот в рот». Когда пыль от приземления Вани Шляпникова осела, перед возможными, но отсутствующими зрителями раскрылась удивительная картина.
Два пожилых мужа, усеянные сединами, лежали плашмя, глядя в синеющие к вечеру небеса, и периодически проверяли свои пораненные губы. Рядом с ними сидел «роденовский мыслитель», уперев посыпанную песком голову в кулак – локоть в колено – а жоу-пу в песок. Всё в Иване-роденовском было прекрасно и гармонично. С песка на голове начали и песком под Иваном закончили – гармония замкнутого круга.
Майки рядом с ними уже не было. Её слабый след, из-за лёгкого веса, быстро задуло ветром. Однако она не исчезла бесследно. Эта барышня в платочке оставила в головах Иванов незабываемые воспоминания…
– Господи, неужели это было в последний раз…
– Мять вашу кашу! Она мне чуть губу не откусила…
– Чтоб тебя коза забодала! Вместе с твоим платочком…
Глава 4
В храме
Подземные толчки стихли, но гул всё ещё слышался сквозь толщу огромных каменных плит, заваливших вход в храм Грааля. Это могло означать только одно – ушедшие пришельцы из мира, который рыцарь оставил много веков назад, покинули каньон Слезы Девы Марии. Вероятнее всего, в это самое время стены каньона рушились, окончательно закрывая толщей песка, доступ к храму и скрывая те не многочисленные приметы, по которым можно было отыскать это место повторно.
Впрочем, об этом хранитель Чаши мог только догадываться, по удаляющемуся грохоту обвала. Прошло ещё некоторое время, и гул вовсе стих. Галахад тяжело вздохнул и направился к краю провала, в котором на небольшом выступе лежала чаша Грааля.
– Теперь ещё и замурован, – с ужасом и сожалением подумал рыцарь.
Он вдруг отчетливо вспомнил лицо молодого человека одетого в потёртую зелёную безрукавку, холщовую розовую рубаху и широкополую зелёную шляпу. У этого странного незнакомца было удивительно открытое, даже простодушное лицо. Рыцарь не мог поверить, что человек с таким честным взглядом может совершить зло и, тем более, украсть чашу Грааля.
– Конечно, он просто хотел напоить своего уставшего от длительного пути отца. Только вера в бога, силу Грааля и желание помочь своему ближнему могли дать ему шанс пройти испытание у лежачего льва и войти в священное место, где располагались Грааль и источник вечной жизни.
