Теренс Уайт - Отдохновение миссис Мэшем
Искушение не делать этого было жестоким. Мария сознавала, что доживи она хоть до тысячи лет, она, может быть, никогда больше не найдет ничего похожего.
Вот скажи сама себе, только со всей откровенностью, вернула бы ты живого дюймового младенца его родне, после того, как честно изловила его в чистом поле?
Но Мария повела себя до чрезвычайности добродетельно.
Она сказала:
– Простите, я не знала, что это ваш младенец. Вот, пожалуйста, я ему ничего плохого не сделала. Видите, вы можете взять его обратно.
– И знаете, – едва не плача, прибавила Мария, – он у вас такой милый.
Она нагнулась, чтобы поставить колыбельку к ногам матери.
Но яростная маленькая женщина либо разволновалась до того, что ничего уже не слышала, либо не понимала по-английски, ибо едва огромная ладонь приблизилась к ней, женщина взмахнула своим оружием и рассекла Марии большой палец.
– Ах вот ты как? – закричала Мария. – Гадючка ты этакая!
И вместо того, чтобы вернуть младенца, она завернула его вместе с колыбелькой в носовой платок и сунула получившийся узелок в карман юбки, затем извлекла из другого кармана второй платок, взмахнула им перед лицом матери, так что та повалилась навзничь, накинула платок ей на голову, щелчком отбросила выпавший из материнской руки гарпун, и спеленала мать тоже. У нее так редко оказывалось с собой два носовых платка, да, если правду сказать, и один тоже, что она ощутила себя человеком, над которым простерлась десница Господня. Тут в ближней колонне что-то загудело, как в улье, и у Марии появилось новое ощущение – пожалуй, больше Господню десницу искушать не стоит.
Запихав второй узелок, – этот вышел побольше и содержимое его лягалось изо всех сил, – в другой карман, Мария поспешила к проделанному ею в зарослях проходу. Достигнув его, она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на храм. У дверцы в колонне боролись трое мужчин. Двое, не отпуская, держали за руки третьего, а он бился, норовя броситься ей вдогонку. Статный такой малый ростом гораздо выше шести дюймов, в тунике из кротового меха.
Глава III
Когда Мария оттолкнула ялик и отгребла на достаточное расстояние, она положила черпак и извлекла из кармана тот узелок, что побольше. Женщина безостановочно билась и дергалась, словно рвущаяся на волю птица. Едва Мария развернула ее и поставила на покрытое илом дно лодки, женщина замерла, задыхаясь, прижав к сердцу руку. Она казалась вырезанной из слоновой кости. Еще через миг женщина вдруг метнулась к борту, как будто решила выпрыгнуть в воду, но тут же одумалась и снова застыла, глядя на захватчицу пылающим взором, – точь-в-точь дикий зверек, попавшийся в руки человека. Мария вытащила второй узелок и положила младенца вместе с колыбелькой невдалеке от ног матери. Это заставило мать вернуться в середину ялика. Она бросилась к колыбели, выхватила из нее младенца и принялась что-то втолоковывать ему на неведомом Марии языке, оглядывая дитя со всех сторон, дабы убедиться, что ему не причинили вреда. Она определенно объясняла младенцу, что он – горе мамино и разбойник, и разве не пыталась гадкая женщина-гора похитить его, драгоценное дитятко?
Мария зализала свои раны, обмыла их в прохладной воде озера, отерла носовыми платками, но при этом глаз с матери не спускала.
Время уже подходило к чаю, а Марии предстояло еще позаботиться о многом. Она твердо решила не разлучаться со своими сокровищами, – по крайней мере, с младенцем, – но при этом отлично знала, что мисс Браун не позволит ей оставить их при себе. Она их либо отнимет и засунет в коробку, в которой уже лежали Мариин карманный ножик и ее же шестипенсовый компас, либо приберет к рукам, – а то и вовсе устроит так, чтобы их утопили, что она неизменно проделывала с любимыми Марией котятами. Мария намеревалась приложить все усилия, чтобы ни того, ни другого, ни третьего не случилось.
Куда же их спрятать? Мисс Браун вечно подглядывала за ней, норовя поймать на какой-либо провинности, и во всем дворце Мальплаке не было ни единого укромного места, которое наша героиня могла бы назвать своим. Игрушек в отведенном для них шкафу уже не осталось, так что держать там находку значило бы только привлечь к шкафу внимание. А спальню Марии раз в неделю обыскивали.
– Во всяком случае, на эту ночь я могу уложить их в ящике моего туалетного столика, – сказала она себе, – потому что мисс Браун, спасибо мигрени, до завтра ко мне все равно не полезет.
На этот раз Мария соорудила из влажного и окровавленного носового платка что-то вроде мешочка и, загнав пленников в угол, сунула обоих в этот мешок, не спеленывая. Верх мешка Мария обвязала веревкой, – она принадлежала к числу мастеровитых людей, у которых в кармане обычно лежит веревка, да и Профессор сказал ей однажды, что у дельного человека всегда найдется карманный нож, шиллинг и кусок вот этой самой полезной штуки. Колыбель Мария положила отдельно, решив, что если к человеку, болтающемуся с младенцем в мешке, сунуть еще и колыбель, то человек может об нее ободраться. Покончив с этим делом, она подплыла к лодочному домику, завела в него ялик и побежала домой, пить чай.
Мимоходом Мария заглянула на кухню, оборудованную печьми, вертелами и плитами, достаточными для того, чтобы приготовить обед из двенадцати перемен на сто пятьдесят персон, – впрочем, ныне для готовки использовался примус, – и поинтересовалась у Стряпухи состоянием мисс Браун.
– Восподи, мисс Мария, как ты чулки-то отделала! Силы небесные, и платье все в дырах!
– Да знаю я. Ты скажи, мисс Браун…
– Сегодня ты ее не увидишь, ягненочек, за что нашим заботливым звездам можно только спасибо сказать. Беги-ка к себе в комнату, только потише, и как переоденешься, принеси мне свои чулки. И надень лучше ночную рубаху, пока я юбку буду чинить.
– К чаю что-нибудь есть?
– Есть, мисс, – земляника.
– Вижу, эта не в себе, – продолжала, встряхнув головою, Стряпуха, – ну и решилась потревожить твоего Профессора, выпросила у него целый фунт земляники. Добавим сгущенного молочка, которое мы припасли к Рождеству, вот тебе и еда, хоть и скромная, а все ж таки достойная того, чтобы ее отведала владетельница Мальплаке.
Нет нужды объяснять, что Стряпуха была из слуг старой выучки и старалась насолить мисс Браун как только могла. Жила она в мрачноватой кухне, любить ей было, кроме Марии, некого, – разве еще старого колли по имени Капитан, оставленного ей покойникоммужем. Капитан каждое утро приносил из деревни газету, и время от времени ходил с корзинкой в магазин за продуктами.
Мария сказала:
– Стряпа, если тебя когда-нибудь захватят пираты или возьмут в кольцо индейцы, или если ты свалишься в море и на тебя нападет акула, я позабочусь о том, чтобы твои сегодняшние труды не остались забытыми, пусть это даже будет стоить мне последней капли крови.
