Майя Зинченко - Изучающий мрак (Дарвей)
Зубами вытащив пробку, он плеснул немного зелья прямо на рану. Темно-зеленая жидкость приятно пахла травами. Это зелье, да еще небольшой кинжал ручной работы были единственными ценными вещами в этой комнате. Ни денег, ни других ценностей Дарвей здесь не держал. У него имелось два основных тайника - один в основании статуи святого Росса, а другой под плитами у входа в императорский парк. Там было оружие, немного золота, десяток охранных грамот выписанных на несуществующих купцов и ремесленников, чьей личиной Дарвей пользовался, когда ему приходилось выезжать для выполнения задания в другой город, а также мешочки полные драгоценных камней.
Конечно, казна ордена была в его распоряжении, но Дарвею было необходимо иметь дополнительные средства о которых бы никто не знал, даже орден. На этом основывалась его иллюзорная вера в собственную независимость. Драгоценные камни, такие маленькие, и ценные, идеально подходили для поддержания этой веры.
Проникая в дома знати, Дарвею ничего не стоило унести оттуда часть фамильных драгоценностей. Он никогда не брал вещей с "легендой" - вроде символа рода или именного охранного амулета. Их было бы трудно сбыть, и дело сразу получило бы широкую огласку. Нет, он брал только обыкновенные камни и не так много, чтобы это сразу бросалось в глаза. Пропажу замечали нескоро. Этому немало способствовала сумятица, воцарявшаяся после его ухода, так как обычно родственникам убитого уже было не до драгоценностей.
Дарвей поражался тому, как вообще кто-то решался идти против интересов ордена. Ведь еще никому не довелось уйти от возмездия Просвещенных. Воистину, человеческое безрассудство не знает пределов...
Монах с философским спокойствием относился к совершаемым им убийствам. Свой выбор он сделал давным-давно. Если такова его судьба - быть Призраком, послушным орудием великого магистра и его совета, то с этим ничего не поделать. Он не был по натуре жестоким человеком, не был садистом - такие люди просто не годятся для такой ответственной работы. В глубине души, он все еще верил в Бога, не холодного каменного, или вырезанного из мертвого дерева, а в живого, который согревал его сердце, когда он был ребенком.
Его совесть была чиста. Ему не снились кошмары, не преследовали лица жертв, искаженные болью и страхом. Дарвей знал, что все они заслужили свою смерть. Этих людей осудило общество, а он был лишь смиренным исполнителем воли большинства.
Орден Истины не желал зла простым людям, всячески способствовал их благополучию, ведь на этом основывалось его собственное процветание. И хотя в стенах храма никогда не смолкал шепот молитвы, велись спасительные разговоры о Создателе, обличались создания Мрака, монахи были очень практичными людьми. Кое-кто из них все еще задумывался о Боге, который собрал их вместе под одной крышей, но это случалось все реже и реже.
Ситуация усугублялась усиливавшейся борьбой за власть. Орден богател, а вместе с этим увеличивалось число желающих использовать его богатства. Многие специально вступали в орден, чтобы сделать успешную карьеру и не скрывали этого. Молитвы уступили место подкупам. Состоятельные феодалы отдавали младших сыновей в монастыри, будучи не без основания уверенными в том, что их ждет как минимум место настоятеля.
Дарвей не одобрял такого положения вещей, и чувствовал, что Кармисс от них тоже не в восторге. Но великий магистр, несмотря на все свое могущество, был заложником условностей. Кардинальные перемены поставили бы существование ордена под угрозу. У него и так было слишком врагов - император, знать, язычники, черные маги.
Монах потянулся и достал с верхней полки кусок хлеба, завернутый в тряпицу. Он всегда держал там продукты. Это было единственное место, кроме сундука конечно, куда до них не могли добраться крысы. Зачерствевший хлеб вызвал у Дарвея жгучее желание отправиться в трактир. Он сегодня хорошо поработал, вдобавок получил ранение, а потому заслужил порцию горячего жаркого.
Ближайший трактир под названием "Три апостола" находился рядом, всего в пяти минутах ходьбы. Это было не слишком опрятное заведение. Во всяком случае, утонченных натур тамошняя обстановка, как и кухня, повергла бы в ужас. Но Дарвей не относил себя к утонченным натурам, поэтому он часто бывал там, внимательно прислушиваясь к ведущимся разговорам. Трактирные сплетни являлись неиссякаемым источником новостей.
Дарвей снова натянул рясу, вложил в наручные ножны кинжал, и, проверив наличие монет в карманах, пустился в путь. Выбитую дверь он прислонил к входу, чтобы не привлекать к своему жилищу излишнего внимания. И хотя монах не беспокоился о том, что кто-то вздумает обокрасть его, он не питал особых иллюзий насчет непростой обстановки в Габельне. Этот город никогда не был спокойным местом, а с тех пор как он стал столицей, так и подавно. Конечно, ни денег, ни столового серебра воры все равно не найдут, но то, что они будут их искать - в этом не было никаких сомнений. Грабители, а при необходимости и убийцы, разгуливавшие по городу - это обычное явление.
Словно в подтверждение его мыслей, в переулке ему перегодили дорогу двое мужчин, один из которых нарочито медленно достал нож и, ухмыляясь, направил его острие в живот Дарвея. Монах остановился.
- Давай кошелек, - коротко скомандовал бандит.
Дарвей откинул капюшон и посмотрел ему прямо в глаза. Он никогда не встречал этих людей прежде. Это было странно. Обычно Резвый Джерк не позволяет чужим людям работать на своей территории.
- У меня нет кошелька, - ответил монах, и это была чистая правда.
Освещение в переулке было неважным, но он успел заметить, как изменилось лицо грабителя. Он занервничал, кинул испуганный взгляд на своего напарника и убрал нож.
- Ты чего?! - удивленно спросил тот.
- Пропустите меня, - тихо, но уверенно сказал Дарвей.
- Пошли, - бандит схватил товарища за плечо и силой оттащил в сторону. - Это нищий монах, все равно у него нет ни гроша за душой.
- Но так не бывает...
- Ты слышал меня! - злобно выкрикнул бандит и, повернувшись к Дарвею, процедил сквозь зубы. - А ты убирайся!
- Премного благодарен, - с усмешкой сказал он, делая шаг вперед.
Идя по переулку, Дарвей какое-то время еще слышал их бессвязную ругань. Затем раздался звук удара, и между бывшими товарищами началась драка.
В том, что они его отпустили, не попытавшись пустить кровь или хотя бы обыскать, не было ничего удивительного. Дарвей, обладал столь пронзительным взглядом, что было немного желающих смотреть ему прямо в глаза. Слабым, неуверенным в себе людям, вроде этого бандита он мог внушить такой безотчетный страх, что они убегали от него без оглядки. Монах частенько пользовался своим даром, каждый раз, с благодарностью вспоминая учителя Шельда, который первый заприметил в нем эти необычные способности.
