Лилия Баимбетова - Круг Осени
Девочку увезли в столицу, в императорский дворец, где она и росла. Она часто бывала в родовом замке, благо, он близко был расположен к столице, но, даже наблюдая вольную (распущенную и безнравственную, как говорили в столице) жизнь харданок, Годри долго не понимала и не осознавала своей женской сути. И Идрай был доволен этим, ибо Годри но-сила кольцо Юпитера, кольцо непорочности, и вместе с девственностью утратила бы она свое невероятное воинское могущество. Идрай знал, что однажды она из ребенка превратиться в женщину и захочет любить и быть любимой, но он доволен был, что так мало мечтала она о любви в детстве. Божественный Идрай как-то сказал ей:
— Волшебные кольца — это очень серьезно. Они дают власть, с кото-рой ничто не может сравниться в этом мире, и за эту власть можно отдать очень многое. Даже свою человеческую сущность, даже душу или сердце. И ты, как любая богиня воинского искусства, ты должна оставаться девст-венницей. Я тоже ношу кольцо, и мне тоже пришлось чем-то пожертво-вать. Но кольца формируют нас, Годри, без них в наших душах была бы лишь пустота. Запомни это.
И Годри запомнила. И лишь однажды она была готова отдать свое кольцо, свое могущество и всю себя за земную любовь, но случай — или Судьба? — помешал ей.
Ее тренировали с рождения, но только в десять лет — возраст совер-шеннолетия у харданов — она взяла в руки боевое оружие. Тогда же в ее жизни появился Орд, некогда первый меч Империи и первый в ее жизни наставник. Он был однорукий, меч держал в левой руке, но учителем он был хорошим. Поговаривали, что когда-то ему не было равных, но почти десять лет назад он участвовал в восстании против власти Идрая, и руки ему отрубил в схватке сам божественный повелитель. Семь лет Орд провел в тюрьме, но когда Годри исполнилось десять, его выпустили: Идрай счи-тал, что ему до сих пор нет равных.
Так он появился в ее жизни: высокий худой мужчина, на двадцать семь лет старше ее, молчаливый, медлительный. Первое время Годри ди-чилась его: она выросла при изысканном императорском дворе и привык-ла к совсем другим наставникам, а Орд после семилетнего заключения был уж очень жалок и страшен. Но через месяц она с неожиданной страстно-стью привязалась к нему. Целым днями они были только вдвоем: Годри и ее наставник, — в саду, в тренировочных залах, и комнаты их были рядом. И Годри каждую минуту с детской непосредственностью изливала на него свою нежность, и постепенно сердце его оттаяло. У него никогда не было не семьи, ни детей, легионеры редко торопятся с этим делом, а семь лет назад, во время восстания, ему едва исполнилось тридцать, и он был еще молод и не думал заводить семью. Он и сейчас был не стар годами, но, лишившись правой руки и семь лет проведя в мрачных и сырых подземных тюрьмах, он уже не решался строить планов на свою жизнь. Он еще долго не мог свыкнуться с мыслью, что жизнь его не только не кончена, но мо-жет начаться снова.
Прошло три года. Внешне Годри ничуть не изменилась за это время, она всю жизнь была невысокой и тоненькой, совсем ребенком на вид, но она и тогда была очень хороша: нежное широкоскулое лицо с острым под-бородком, чуть вздернутый нос, большие карие глаза под каштановой чел-кой. Ей было тринадцать, и она редко появлялась на людях, но те, кто жил во дворце, уже и тогда считали ее первой красавицей столицы; через два года первой красавицей Империи назвали ее. Но это была та красота, в ко-торой никому нет корысти, ибо она была никому недоступна. И к обычно-му ее титулу "Клинок Острое Пламя" добавилось скоро "Свет вечерней звезды, Краса полей". И пришло время, когда Орд, привыкший уже к тому, что он не преступник и не в оковах, вдруг понял, что рядом с ним находит-ся не ребенок, а прелестная женщина, которая по харданским законам дав-но могла бы быть чьей-нибудь женой… Но он не выдал своих чувств, ибо, кому, как не ему, было знать, кто она такая — Годри Воительница, Клинок Острое Пламя, Годри Непорочная дева. Он не мог искушать ее… Но вме-шался случай. Или Судьба?
Дело было летом, день был жаркий и душный, и под вечер Годри решила поплавать в бассейне. Увидев проходящего мимо Орда, стала звать его. Годри никогда не стеснялась мужчин: польститься на нее мог разве что смертник, — и уж тем более она не стеснялась Орда, так привыкла к не-му. К тому же Годри никогда не смотрела на него, как на мужчину. Между ними всегда стояло нечто большее, чем двадцать семь лет разницы: он был — ее Учителем. Учитель, он не мог быть мужчиной, которого следовала стесняться или чей страсти следовала остерегаться, Учитель — он мог быть только Учителем.
Годри звала его в бассейн, потому что день был очень жарким и по-тому что им уже приходилось купаться вместе. Но он отказался, и Годри не слишком удивилась этому. Орд был родом с крайнего юга, из пустын-ных областей Ротана и не слишком любил купаться в открытых водоемах. Орд отказался и присел возле бассейна, и что-то в его взгляде заставило ее подплыть поближе. Одной рукой она схватилась за бортик, другую поло-жила ему на колено, вгляделась в его лицо:
— Ты что? Что с тобой?
Ничего не было особенного во взгляде его серых, совсем светлых, почти бесцветных глаз, в выражении его лица, он был совершенно такой же, как всегда, но… она все равно почувствовала что-то неладное. Их глаза встретились, и в этот миг — с непостижимой ясностью — Годри все поняла.
— Ты… Нет! Нет!
Она сорвалась с бортика и поплыла прочь. Она чувствовала себя ос-корбленной: так всегда бывает, когда вдруг обнаружишь в лучшем друге — влюбленного. Она вылезла с другого края бассейна и завернулась в поло-тенце.
— Какая же я дура! — говорила она со злостью и обидой в голосе, — Но как же ты… Орд?!
— Ничего, — сказал он устало, — Забудь обо всем.
И казалось, что это так и забудется. Две недели все шло по-прежнему. Орд не отстранялся от нее, ничего не говорил, был все так же насмешлив и требователен, но что-то все равно изменилось. Изменилось в ней.
Она долго не могла свыкнуться с мыслью о его любви. Но, однажды поняв и увидев в нем мужчину, Годри не могла вернуться к прежним чув-ствам к нему. Не могла снова успокоиться. Теперь за каждым его словом, за каждым его действием она видела — его любовь к ней. А, может быть, кровь Хардна наконец заговорила в ней, и Годри не только в нем увидела мужчину, но и в себе увидела — женщину?
Две недели Годри старалась не думать о произошедшем, но не могла. Через две недели она не выдержала. Ночью Годри вошла в его комнату и, опустившись на колени рядом с низеньким ложем, тихо позвала:
— Орд.
Он поднял голову и взглянул в ее бледное напряженное лицо. Ее гла-за блестели в полутьме.
