Норман Хьюз - Сердце врага
Кто-то здесь знал ее? Она оглядела подвал.
Здоровенный, кудлатый детина стоял перед ней, заслоняя скудный свет. При таком освещении она не могла разглядеть его лица.
— Какая тварь меня разбудила?! — рявкнула она нарочито дерзко. — Неужели и здесь человеку не могут дать отоспаться?
— Ну вот, что я говорил! — Парень радостно хлопнул себя по ляжкам, — Точно, она. Кто еще, кроме Осы, может так жалить!
Голос казался ей смутно знакомым… Что-то из далекого прошлого…
— Асгалун… — с сомнением проткнула она. — Эрверд Четыре Руки из Заморы?
— Узнала! Узнала! — завопил громила с восторгом, кидаясь к ней.
— Тьфу, да пусти же ты! — Ей стоило труда выбраться из медвежьих объятий. Отступив на шаг, с улыбкой оглядела старого знакомца. — Э, парень, я всегда говорила, ты плохо кончишь. Ты же собирался купить виноградник…
— Х-ха… — Четыре Руки досадливо поморщился. — С моим братцем разве заживешь спокойно? Выдумал — «последнее дело, последнее дело»… И меня втравил. Сам головы лишился — а мне после этого прямая дорога осталась, так далеко, где бы даже об Асгалуне и слыхом не слыхивали. Шестерых стражников мы положили, Оса…
— Мда. — Палома поджала губы. Эрверд с братом всегда были сорвиголовами, каких мало. Пока они работали на нее, ей удавалось удерживать близнецов от бесчинств. Но она уехала…
— Куда ты подевалась тогда? — словно прочел ее мысли замориец. — Слухи ходили, тебя кто-то нанял из Бельверуса — да, якобы, там ты и сгинула…
— Уцелела, как видишь. — Паломе совсем не хотелось распространяться о Вертрауэне. По счастью, их беседе помешали. Уверенным шагом приблизился другой заключенный, в обносках, но державшийся с надменностью короля, еще пятеро — свита — держались позади, в почтительном отдалении.
— Может, представишь нас даме, Четыре Руки?
— Гарбо, я…
Незаметно сместившись чуть в сторону, к свету, Палома смогла разглядеть говорившего. Лет тридцати, смуглый, как большинство коринфийцев, с порочным и хищным лицом. Он смотрел на девушку не отрываясь, и его хозяйский, оценивающий взгляд очень ей не понравился.
— Мое имя — Палома, — произнесла она холодно, не дожидаясь, пока Эрверд представит ее. — Еще меня называют Той, с Кем Лучше Жить в Мире…
— Вот как? — Он даже не улыбнулся. — А иначе?..
— А иначе ты труп, Гарбо.
В подземелье воцарилось молчание. Прочие узники, а их было не меньше двух десятков, исподволь наблюдавших за происходящим, застыли в ожидании. Кто-то радостно крякнул, предвкушая потеху. Еще бы! Женщина — бросает вызов главарю. Такое не каждый день увидишь.
— Палома, да что ты… — попытался вмешаться асгалунец, в голосе его звучали жалобно-успокаивающие нотки. — Ведь это… Гарбо у нас…
Наемница улыбнулась ему.
— Не надо, дружище. Я ценю твою заботу — но не сможешь же ты меня защищать вечно. Раз уж я тут оказалась…
— За что, кстати? — В голосе Гарбо не было особой враждебности. Впрочем, и теплоты тоже.
— За убийство. — Палома пожала плечами. Сейчас не время добавлять, что она не совершала того, в чем ее обвиняют.
— Вот как? — Похоже, это было любимым присловьем главаря. — Что, клиент просил слишком широко расставить ножки?
— Ах ты… — Вновь рука ее метнулась к ножнам — и вновь пальцы сомкнулись в пустоте. — Я — свободная женщина, — отчеканила она, с ненавистью глядя Гарбо в глаза. — И я воин, а не дешевая подстилка! Хочешь убедиться?
— Во-оин? — Он захохотал. — Шлюха, убийца и воровка, в это я еще могу поверить…
Палома оскалилась. Немало их было на ее пути, таких наглых, самоуверенных ублюдков! Когда-то, когда она была очень юной и очень злой, ей доставляло удовольствие побеждать их в поединке — а затем безжалостно оскоплять, лишая того единственного, что было гордостью и смыслом жизни этих недоносков. С тех пор кое-что изменилось… но немногое.
Спокойно, сосредоточенно, как боец перед выходом на арену, девушка принялась разминать затекшие со сна мышцы, не обращая ни малейшего внимания на оценивающие, одобрительные и насмешливые возгласы преступников.
— Мы решим это здесь и сейчас, Гарбо, — наконец промолвила она. — И если я возьму верх — ты дашь слово, что никто в этом логове не тронет меня.
Он издевательски поклонился.
— А если верх возьму я, то…
С ледяной усмешкой она перебила:
— С моим трупом ты волен делать все, что пожелаешь. Живой я тебе не дамся!
— Я настолько отвратителен? — Тон был насмешливым, но главарь явно чувствовал себя задетым. Кажется, он не привык к столь яростному отпору.
— Нет, не настолько. А в десять раз сильнее. — Палома наконец решила, что достаточно разогрелась для поединка. — Эй вы, разойдитесь! — Она повелительно махнула рукой остальному сброду. — Или кто-то жаждет, чтобы ему наступили на голову?
— Такой-то ножкой — с удовольствием…
Но они расползлись. Послушное стадо… Расселись вдоль стен, готовые наблюдать за потехой. Из угла несчастный Эрверд отчаянно делал Паломе какие-то знаки, и она ободряюще улыбнулась ему. Неужто бедняга думает, она не заметила нож, припрятанный у коринфийца на щиколотке?
Гарбо стоял, расставив ноги, явно не веря в серьезность происходящего. Драться? С кем? С красоткой, годной лишь согревать мужчину в постели?.. Вот почему первый же бросок Паломы оказался для него полной неожиданностью.
Она рванулась вперед, проскользнула у главаря под локтем. Он хотел вцепиться ей в белокурые волосы — но промахнулся. А она дернула его за запястье.
Толчок был нечувствительным, едва ощутимым — но коринфийца вдруг куда-то повело, он потерял равновесие, на миг утратил ориентацию. Когда пришел в себя — то не сразу отыскал противника. Куда подевалась эта проклятия девчонка?
Какое-то движение у самых ног… Он ткнул кулаком наугад, промазал — и вдруг вскрикнул от резкой боли. Схватился за левую руку — и с изумлением поглядел на окрасившуюся алым ладонь.
— У нее нож!
Палома стояла в двух шагах перед ним, поигрывая кинжалом. Его кинжалом. Во взгляде ее был вызов и презрение.
— Возьми! — она швырнула нож ему.
Не соображая, что делает, Гарбо схватил мелькнувший в воздухе кинжал — прямо за лезвие. Пальцы полоснуло болью.
Да что она с ним делает, эта ведьма?! Ведь он всегда был неплохим бойцом!
Озверевший, коринфиец кинулся вперед, целя кинжалом в горло дерзкой девице. Но… ее уже не было перед ним. Прокатившись по полу, она ногой достала его в солнечное сплетение, заставив согнуться и захлебнуться воздухом, и, молниеносно вскочив, полоснула по плечу острыми, точно когти, ногтями.
