Стивен Дональдсон - Зеркало ее сновидений
— Мисс Морган, — сказал он, даже не взглянув на нее, — я когда-нибудь рассказывал вам о своей супруге?
Нет, никогда, хотя он частенько ссылался на нее. Но Териза знала некоторые факты из его жизни от прошлого секретаря миссии, которая, разочаровавшись, уволилась. Тем не менее она сказала:
— Нет, преподобный Тетчер. Естественно, вы упоминали о ней. Но вы никогда о ней не рассказывали.
— Она умерла почти пятнадцать лет назад, — сказал он, продолжая пребывать в задумчивости. — Она была прекрасной христианкой, сильной женщиной, Боже спаси ее душу. Не будь ее, я не смог бы, мисс Морган, нести бремя, возложенное на меня Господом.
Хотя Териза никогда не задумывалась над этим, она считала его человеком слабым. Да и его манера выражать мысли была манерой человека слабого, даже если он и не плакался ей, жалуясь на свою неспособность улучшить что-либо в работе миссии. Но сейчас, как ни странно, голос его звучал размеренно и уныло.
— Я вспомнил то время — это было много лет назад, задолго до того, как вы родились, мисс Морган, — когда я закончил семинарию, — он улыбнулся, глядя куда-то в пространство мимо ее левого плеча, — со всеми возможными отличиями — можете поверить в это? И работал в то время помощником пастора в одной из самых процветающих церквей этого города.
Меня хотели оставить помощником пастора, с Божьей помощью я бы не бедствовал, как здесь, и вскоре стал бы одним из самых популярных пастырей. Я должен признаться вам, мисс Морган, что быть богатым весьма приятно. Но по какой-то причине мое сердце не было довольно таким состоянием дел. У меня было такое ощущение, что Бог старается что-то сообщить мне. Видите ли, как раз в это же время я узнал, что наша миссия нуждается в новом директоре. У меня не было стремления к этой работе. Меня устраивало мое положение в церкви. Я был щедро вознагражден за свои труды, как финансово, так и духовно. Но я никак не мог забыть об этой миссии. Церковь призвала меня служить ей. Но чего хочет от меня Бог?
И именно миссис Тетчер разрешила мою дилемму. Она сложила руки на коленях, как делала всегда, когда хотела поговорить серьезно, и сказала: «Не будьте глупцом, Альберт Тетчер. Когда наш Господь пришел в этот мир, он сделал это не для того, чтобы служить богатым. Ваша церковь — отличное место, но если ты покинешь ее, они найдут сотни отличных людей, которые смогут заменить тебя. Но никто из этих людей не пойдет в миссию».
И потому я пришел сюда, — продолжал он. — Миссис Тетчер не беспокоило то, что мы бедны. Ее беспокоило лишь то, чтобы мы служили Богу. И я делаю это, мисс Морган, в течение вот уже сорока лет.
Обычно подобная фраза была прелюдией к длинным монологам о неловких и как правило бесплодных попытках содержать миссию на должном уровне. Обычно Териза предчувствовала начало подобных монологов и внутренне подбиралась, стараясь, чтобы ее собственная нереальность не мешала верить, что она действительно хоть чем-то может помочь миссии. Пусть даже слушая жалобы Тетчера.
Но в этот раз она услышала отдаленные звуки рогов.
Они служили сигналом к началу охоты и прелюдией к музыке — два разных звука, которые соединились в ее душе, сплетаясь, рождая в ней желание проникнуть в самое себя и закричать им в ответ. И когда она услышала их, все вокруг нее изменилось.
Столовая уже не выглядела запущенной и голой; она казалась обжитой, местом для размышлений в одиночестве. Помятые, истощенные жизнью мужчины и женщины не казались низведенными до состояния отребья, сейчас они вместе с супом впитывали надежду и новые возможности. Даже столы выглядели более благородно, они перестали быть обычными пластиковыми столами на металлических ножках. Даже преподобный Тетчер изменился. Пульс, бьющийся у него на висках, больше не свидетельствовал о том, что он осознает свою бесполезность; это был могучий ритм его решимости нести добро. В чертах его лица светилось мужество, глаза смотрели вдаль, потому что он был полон мыслей не о бренном, а о Боге.
Все это длилось лишь мгновение. Затем Териза перестала слышать звуки, хотя и жаждала этого, и ощущение поражения медленно вернуло ее в настоящее.
Переполненная чувством потери, она подумала, что сейчас расплачется, если преподобный Тетчер начнет один из своих обычных монологов. К счастью, он этого не сделал. Ему нужно было сделать несколько телефонных звонков в надежде застать неких влиятельных персон, пока у них длится перерыв на ленч, поэтому он извинился и покинул ее, не обратив внимания на влажный блеск в ее глазах. Она почти с облегчением вернулась за свой стол, к своей пишущей машинке, где могла ударять по клавишам и видеть, как черные буквы, появляющиеся на бумаге, доказывают ее существование.
Медленно подполз вечер. Сквозь единственное широкое окно Териза видела, что дождь продолжает поливать землю и настолько промочил все, что даже дома вдоль улицы стали похожи на размокшие картонные коробки. Редкие прохожие, торопливо семенившие по тротуарам, могли быть одеты в плащи, а могли быть и без них — ливень, казалось, стер все различия. Дождь хлестал снаружи в окна; тоска просачивалась сквозь стекло. Териза обнаружила, что снова и снова делает одни и те же ошибки. Она хотела снова услышать звуки рогов — хотела вновь ощутить остроту и живость, которая приходила вместе с этими звуками. Но это было не чем иным, как всего лишь остатками ее странного сна. Она не могла уловить их.
Когда пришло время уходить, она автоматически сунула руки в рукава плаща и повязала пластиковую косынку. Но когда была готова — вдруг заколебалась. Под влиянием порыва, она постучалась в дверь крошечного прямоугольного закутка, который преподобный Тетчер использовал в качестве своего частного кабинета.
Сначала она ничего не услышала, затем он слабо ответил:
— Войдите.
Териза открыла дверь.
Она едва поместилась в закутке между расшатанным креслом, столом преподобного Тетчера и стеной. Его стул на противоположной стороне кабинета был настолько прочно блокирован стопками папок с бумагами, что, когда ему хотелось выйти, он буквально протискивался, выбираясь из этой ниши. Когда Териза вошла, преподобный Тетчер тупо смотрел на телефон, словно тот олицетворял все его надежды.
— Мисс Морган, ваша работа закончена?
Она кивнула.
Он, казалось, не обратил внимания на то, что она молчит.
— Знаете, — сказал он, — сегодня я переговорил с сорока двумя людьми. И тридцать девять из них попросту турнули меня.
Если она позволит импульсу, толкнувшему ее зайти сюда, взять верх, то она еще меньше будет верить в собственное существование; поэтому она внезапно сказала:
